Ножик (Шолом-Алейхем) - страница 10

Эта весть меня очень обрадовала, я обнял мать и крепко поцеловал ее.

– Милая, милая мама!

Подошел отец, положил мне на лоб свою бледную, холодную руку и мягко, без всякого гнева сказал:

– Ну и напугал ты нас, разбойник этакий! Кхе-кхе...

А еврейский немец, или немецкий еврей, господин Герц Герценгерд с сигарой во рту наклонил ко мне свою бритую физиономию, погладил меня по щеке и сказал по-немецки:

– Гут>[3], гут! Здоров!

Через две недели, после моего выздоровления отец сказал мне:

– Ну, сын мой, ступай в хедер и выбрось из головы все эти ножики и все эти глупости. Пришло время стать тебе человеком. Тебе уже десять лет, и через три года, если господь пожелает, ты уже сам будешь отвечать перед богом за свои поступки.

Такими теплыми словами дроводил меня отец в хедер к новому ребе, Хаиму Котеру.

Впервые я услыхал от моего сердитого отца такие добрые, такие нежные слова, и я мгновенно забыл все его придирки, все его проклятья, оплеухи, как будто бы всего этого никогда и не было. Не будь мне стыдно, я обнял бы и расцеловал его, но... кто же это целует отца?

Мать дала с собой в хедер целое яблоко и две полушки. Немец тоже подарил, мне две копейки, потрепал по щеке, сказал по-немецки:

– Пpeкpacный мaльчи! Гут, гут!

Я, словно новорожденный, взял талмуд под мышку и с чистым сердцем, с чистой и ясной головой, с новыми думами, со свежими, честными, набожными мыслями, отправился в хедер. Солнце смотрит на меня, приветствует меня своими теплыми лучами. Ветерок, крадучись, забирается ко мне в волосы, птички весело щебечут. Меня как бы несет по воздуху, хочется бежать, прыгать, тайцевать. Ах, ах, как хорошо, как сладко сознание, что ты живешь, что ты честен, что ты не вор и не лгун.

Я крепко-крепко прижимаю к груди талмуд и, радостный, мчусь в хедер. И я даю клятву на талмуде, что никогда не трону ничего чужого, никогда ничего не украду, никогда ничего не утаю, я буду всегда честен, честен, честен!

КОНЕЦ

Примечания

1

Мальчик (нем.).

2

Детка (нем.).

3

Хорошо (нем.).