— Хмм. — Передача прав на налогообложение. Умное изобретение. Старый добрый Ветрун. Он предоставлял право собирать налог тем, кто предложит высшую его цену. Это была замечательная идея, почти такая же хорошая, как и запрет на ношение оружия после наступления темноты. Потому что а) не нужно было платить сборщикам налогов и всей доходной системе; б) впереди был целый вагон денег. И в) все дело по сбору налогов становилось занятием групп влиятельных, но до странности скрытных людей, сторонившихся света. Как бы то ни было, они нанимали людей, которые не только выходили на свет, но и отключали его, и просто поразительно, что они находили, чтобы обложить налогом, вплоть до Ты Смотришь На Меня, Парень. Как там говорил Ветинари? Налогообложение это лишь немудреный способ требования денег с использованием угроз? Что ж, эти налоговики без всяких хитростей находили пути возмещения денег на их содержание.
Он помнил те д… эти дни. Город никогда не казался беднее, чем тогда, но, боги, сколько же платилось налогов.
И так трудно объяснить какому-нибудь малышу вроде Сэма, почему нельзя прибрать к рукам доллар, если появляется такая возможность.
— Давай посмотрим с другой стороны, младший констебль, — сказал он, заворачивая за угол. — Ты отпустишь убийцу за тысячу долларов?
— Нет, сэр!
— А ведь за такие деньги ты мог бы купить своей маме дом в хорошем квартале.
— Кончайте с этим, сержант, я не из таких.
— Ты был таким, когда взял тот доллар. Все остальное лишь торг насчет цены.
Они шли в угрюмой тишине. А потом:
— Меня выгонят, сержант? — спросил младший констебль.
— Из-за доллара? Нет.
— Меня все равно выгонят рано или поздно, сержант, — вызывающе бросил Сэм. — В ту пятницу нам пришлось разогнать какое-то собрание недалеко от Университета. А они ведь просто разговаривали! А мы принимали приказы от какого-то гражданского, а парни с Цепной улицы были несколько грубы и… ведь у тех людей даже не было оружия или чего-то еще. Вы не можете говорить, что это правильно, сержант. А потом мы погрузили их в фургон, просто за разговоры. А в другую ночь Элсон, сын миссис Оулесли, так и не вернулся домой, и говорят, будто его увели во дворец просто за то, что он сказал, что его светлость чокнутый. А люди, живущие на нашей улице, как-то странно смотрят на меня теперь.
Да, черт, я помню, подумал Ваймс. Я думал, что буду преследовать людей, которые, добежав до конца улицы, скажут «Ну все, сдаюсь, начальник». Я думал, что уже к концу недели получу медаль.
— Стоит следить за своими словами, парень, — сказал он вслух.