— Спокойно, Фрэд, — пробормотал Шнобби.
— Я не… — начал Пинг. — То есть… где я был, сержант?
Колон наклонился к столу так, что его круглое красное лицо оказалось всего в дюйме от носа Пинга.
— Если ты не знаешь, где это было, ты там не был, — произнес он все тем же тихим голосом. Он выпрямился. — А теперь у нас со Шнобби есть своя работенка, — сказал он. — Вольно, Пинг. Мы уходим.
— Э…
Для капрала Пинга этот день не был удачным.
— Да? — отозвался Колон.
— Э… устав, сержант… вы рядовой офицер, понимаете, а я на сегодня старший, иначе я не стал бы спрашивать, но… если вы уходите, сержант, вы должны сказать мне, куда вы идете. Просто на случай, если кто-то захочет связаться с вами, понимаете? Я должен записать это в книге. Ручкой, — добавил он.
— Ты знаешь, какой сегодня день, Пинг? — спросил Колон.
— Э… двадцать пятое мая, сержант.
— А знаешь, что это значит, Пинг?
— Э…
— Это значит, — ответил Шнобби, — что кто бы то ни было, достаточно важный, чтобы искать нас…
— … знает, куда мы ушли, — закончил Колон.
Дверь захлопнулась следом за ними.
На кладбище Мелких Богов хоронили людей, не знавших, что происходит потом. Они не знали, во что верить, или существует ли жизнь после смерти, и довольно часто они не знали, что же их ударило. Они проживали жизнь, оставаясь в прекрасной неопределенности до тех пор, пока окончательная уверенность не призывала их к себе. Среди костяных садов города это кладбище было неким подобием ящика с надписью «Разное», где хоронили людей, торжественно не ожидавших ничего особенного.
Большинство стражников были похоронены здесь. После нескольких лет службы полисмены не особенно верили в людей и тем более не верили в тех, кого не могли видеть.
Дождя еще не было. Легкий ветер зашуршал в листве покрытых сажей тополей.
— Надо было бы цветов принести, — сказал Колон, пока они шли по высокой траве.
— Я могу набрать немного со свежих могил, сержант, — предложил Шнобби.
— Сейчас, Шнобби, я не хочу слышать от тебя ничего подобного, — жестко возразил Колон.
— Прости, сержант.
— В такое время человек должен думать о своей бессмертной душе, оставшейся наедине с бесконечной мощной рекой, имя которой История. На твоем месте, я бы так и сделал, Шнобби.
— Так точно, сержант. Так и сделаю. Кажется, кто-то уже так делает, сержант.
Рядом со стеной росли кусты сирени. Когда-то здесь посадили один саженец, который, как и любая сирень, дал сотни побегов, и теперь, то, что было кустом, стало настоящими зарослями. И каждая ветвь была покрыта бледно-сиреневыми цветами.
Под запущенными растениями могилы были едва различимы. Перед ними стоял Себя-Режу-Без-Ножа Достабль, самый неудачливый бизнесмен во всем Анк-Морпорке. В его шляпу была воткнута веточка сирени.