Сборник стихов 'Рассказы' (Асиновский) - страница 2

На первую страницу
И по-фамильно, по-микробно
упомянулись от Луки.

«Голышом в пластмассовой бутылке…»

Голышом в пластмассовой бутылке
инквизитор сядет и замрет.
Фруктов одинаковых опилки
раздавил и сердце разобьет
атаману мягкому по сути
своего сердечного звена.
Инквизитор ласковее судит.
И зерно с пластмассового дна
в Райский сад летит из горловины.
Атаман улыбку развернул.
И губами зернышко из глины
в грудь средневековую воткнул.

«Грузило томное, рукав позолотив…»

Грузило томное, рукав позолотив,
за ниткой спряталось свинцовой.
Его разыскивать Сизиф
с горы бросается в обновы,
плывущие с коров нерукотворных
к ногам пастушки молодой.
В глазах ее огнеупорных
Сизиф горячей бородой
застрял и за рукав хватает
пастушку сонную, как нить.
Корова головой мотает,
мычит и пробует скулить.

«Древнее животное…»

Древнее животное
открывает душу.
Выкатилось потное
из воды на сушу.
Золотоискатель
моет сапоги.
Душеоткрыватель
катится с ноги.
Сердце его смуглое
красную росу
гонит через круглое
тело, как лису.

«Еврейский царь эксперименты…»

Еврейский царь эксперименты
терпит, как стрелу в плече,
чтоб в нерабочие моменты
мгновенно вспомнить о враче.
Врач по египетской привычке
освобожденье от работы
ему на каменной табличке
рисует, как ландшафт Субботы.
Царь на Голгофу удалился,
мелькнул в снегах его мизинец,
где нежный римлянин резвился,
и славянин шипел в зверинец.

«Есть площадка. Офицер из бани…»

Есть площадка. Офицер из бани
веником грозил туда.
Стрелы красные на плане
рисовал. Свиней стада
в море прыгали с площадки.
Сердце после пересадки
дольше стада проживет,
гнездышко себе совьет.

«За грузовиком пшеницу…»

За грузовиком пшеницу
собирают пионеры.
Это юноши в теплицах,
диатез, галеры.
Пугачев уселся в клетку,
темная лошадка.
Это профиль на монетку,
азбука, лампадка.

«За хлебом в глушь очередей…»

За хлебом в глушь очередей
коляску новичок-стоятель
везет по головам людей.
Младенец у него приятель.
Для них в серебряном бревне
готовит очередь жилище.
Стоятель ползает в окне
и жрет ее хвостище.
Улыбок деревянных край
младенца не пугает.
И он мусолит каравай.
И сам себя ругает.

«Зимуют белые собаки…»

Зимуют белые собаки
с пуговицей белой, шерстяной.
Нет лица у бледного рубаки,
потерялась пуговица. Зной
выбирает бледность, как собачку.
Самая горячая зимой
затевает с пуговицей скачку.
Но рубака просится домой.
Он лицо оставит у порога.
Зазимует с маминым лицом.
Не найдется у нее предлога
пуговицу выбрать подлецом.

«Змея ползет. Она — Емеля…»

Змея ползет. Она — Емеля.
Она — мужчина. Звук земли
в ее шагах. Мы пересели
к шагам поближе. Залегли.
Емеля полз быстрее звука
туда, где музыка спала.
Он — пианист. Змею, как руку,
Следующая страница