— Увы, — покачал головой Александр, — сам лишенный дара сочинительства, я способен лишь на покровительство… Дело в том, что после Касьяна остались четыре или пять стихотворений, на которые людоед, видимо, не обратил внимания.
Король протянул руку, и Перси подал ему несколько неказистых листков. При этом паж тихо, чтобы остальные не услышали, прошептал:
— A ведь из этого следует, что людоед, скорее всего, не из поэтов…
Александр величественно кивнул и, бегло просмотрев рукописи, остановился на стихотворении, которое он, по-видимому, счел наиболее подходящим к случаю:
— Я хотел открыть тебе душу,
Но ты ей предпочла мое тело…
Во все время чтения паж украдкой наблюдал за присутствующими — не выдаст ли кто-то себя невольным взглядом или жестом.
* * *
Увидав боярина Василия, Беовульф очень обрадовался, а когда узнал, что за причина привела к нему вчерашнего гостя, то пришел в неописуемый восторг и в лучших чувствах заключил Дубова в могучие объятия.
— Так, значит, вас пытались заколоть?! — взревел Беовульф. — Ну вы, в природе, даете!.. Да ради бога, живите, сколько хотите, у меня вы будете в полной безопасности, ко мне сюда ни одна сволочь не полезет — убью! — И, несколько успокоившись, добавил: — Боярин Василий, милости прошу пожаловать ко мне в рыцарскую залу, выпьем по кубку старого доброго винца за ваше счастливое спасение!
— Не откажусь, — улыбнулся детектив.
Рыцарская зала представляла собою обширное помещение, стены которого в живописном беспорядке были увешаны старинными портретами, боевыми доспехами и охотничьими трофеями.
— Прошу! — широким жестом указал Беовульф на огромный стол. Василий отодвинул громоздкое кресло, но непроизвольно вздрогнул: из-под стола с громким лаем выскочила огромная лохматая собака.
— Грегуар, молчи, шельмец! — прикрикнул Беовульф. — Мой любимец, пояснил он, целуя пса прямо в морду. — Я его, знаете ли, в честь князя Григория так назвал. Чудная псина, только гадит где попало… — Беовульф хлопнул в ладоши, и слуги внесли в залу огромный серебряный жбан и два позолоченных кубка.
— Это мои самые лучшие, — с гордостью пояснил радушный хозяин, щедро разливая вино. — Их за верную службу пожаловал моему пращуру, Гильденкранцу, сам королевич Георг.
— Какой королевич Георг? — отпил Дубов из кубка.
— А, ну тот, что основал наше Мухоморье, сиречь Новую Ютландию. Его ведь выгнали из Ютландии, вот он сюда и перебрался.
— А за что его выгнали? — заинтересовался Василий.
— Ну, он там такого начудил, просто любо-дорого! — захохотал Беовульф. Такую потасовку устроил — папашку своей невесты взял да и зарезал, понимаешь! Как завопит: «Крысы!» — и шпагой в занавеску раз, и все. А нечего было стоять за занавеской! Во как… В другой раз заявился на совещание королевских советников с медведем на цепи… Вот с этим, указал радушный хозяин на изрядно тронутую молью медвежью шкуру, висевшую на стене. — A когда на самого своего дядюшку, на короля то есть, стал наезжать, так это вообще! Да уж, славные были времена — не то что сейчас. — Беовульф горестно вздохнул, подлил себе в кубок мутного вина и опрокинул его в горло. В этом чувствовался опыт и сноровка. — Ну что, боярин Василий, налить вам еще? — предложил Беовульф своему гостю.