Понятно, какой следовал из этого вывод. Но я еще не выказывала готовности идти этой дорогой. Он хотел, чтобы тайное стало явным. Чтобы все было по-честному. На виду. Как, собственно, он всегда и жил, до встречи со мной. Совсем как Френсис, поступивший честно, когда признался мне, что у него был роман, хотя мог бы без этого обойтись. О да. Если бы эти двое встретились, они бы много чего натворили. Оба честные, очень, очень честные мужчины.
Мэттью было сорок два года. Но, как и многие бездетные люди, душой он был куда как моложе. Я не знаю, отражает ли еда наш возраст, но думаю, одежда точно показывает, какими мы себя видим. Мэттью, если оставить за кадром спектакль, устроенный им в отеле, практически всегда ходил в джинсах и футболке. Иногда надевал рубашку из джинсовой ткани, кожаную куртку, крайне редко – мешковатый черный костюм. Сзади он выглядел и на восемнадцать, и на двадцать пять, и на тридцать шесть. Френсис посмеялся бы над его бейсболками и башмаками на рубчатой подошве. Волосы он стриг коротко, пиво в баре предпочитал пить прямо из бутылки. Френсис говорил, что это жалкие потуги показать собственную нестандартность. Я обычно кивала и соглашалась. Теперь же мне нравились это мальчишество и свобода в поведении и одежде. Даже башмаки возбуждали, потому что они выделяли Мэттью среди прочих.
Его одежда полностью характеризовала его натуру: терпимый, молодой, беззаботный. Что он сделал, так это нашел для меня мою юность. И я пропала. С Мэттью я чувствовала себя девушкой. Не только в силу новизны для меня наших отношений, но потому, что во всех аспектах своего поведения он был гораздо моложе моего мужа. Впервые в жизни я почувствовала себя безответственной, и мне это страшно понравилось. И не могла полностью дать себе волю лишь из-за того, что была…
Мэттью, как и Френсиса, в детстве любили. Он легко находил с людьми общий язык. Люди ему нравились. Вот и на станции, протягивая мне носовой платок, он знал, что сказать.
– Это еще что, – потом говорил он мне. – Бывало, вечером приходит старик, весь мокрый, с разбитым в кровь лицом, в грязной, рваной одежде, а утром видишь его снова, он сидит за столом, завтракает, в общем, чувствует себя человеком. – Он пожал плечами, рассмеялся. – Маленькая компенсация за встречу с теми, кто подходит к тебе с бритвой, когда требуется очередная доза.
– Значит, ты выступал в роли мессии.
– Именно так, – весело кивнул он. – И с удовольствием брал на себя эту роль. Почему нет? Что плохого в том, что я делал добро и получал от этого удовольствие? А в Шелдон-Пойнт так и было. Не буду притворяться. Это приятно, когда люди благодарят тебя за то, что ты для них сделал… Это означает, что они тобой довольны…