Раскрыть ладони (Иванова) - страница 115

— Ну да.

Не-е-е-ет, не поверю! Как бы ни хотел. Потому что тогда совершу самую страшную глупость в своей жизни. Самую непоправимую.

— Ты не должен был вмешиваться.

— Но я вмешался.

— Зря.

— Лгунов и наветчиков надо наказывать.

— Ломая руки?

— Например.

Закрываю глаза, вспоминая, сколько пламени принесло ко мне колыхание занавесей, когда Харти покатился по земле. Это было не больно, не больнее, чем прикосновение нитей заклинания, но… Радости тоже не было. Ни единой капли.

— Тебе что, его жалко?

— М-м-м?

— Еще скажи, что он был твоим другом!

— Не буду. И… мне не жаль. Совсем.

— Так в чем же дело? Что не так?

Ты не поймешь. Не сможешь понять. Возможно, когда-то давно, пока еще гильдейские наставники не выбили из тебя сострадание к чужим мукам, и удалось бы объяснить… Теперь поздно. Ты просто забыл тот миг, тот крошечный, едва ощутимый, но бесконечно главный миг, который… Поставил точку в книге твоей жизни. Закончил главу. Без возможности исправлений и возвращения назад.

Я злюсь даже не потому, что месть совершили за меня, хотя обидно вкушать плоды, посаженные и взращенные не тобой. Я злюсь потому, что ничего не почувствовал. Ни-че-го. У меня перед глазами корчился от боли человек, пусть и недостойный спасения, но и не заслуживающий смерти, а я просто стоял и смотрел. Даже не сделал попытки остановить стражника. А ведь Харти еще можно было бы вылечить… Конечно, это стоило бы денег и не вернуло бы прежние руки, но позволило бы вполне сносно жить. Требовалось всего одно слово. Слово, которого от меня не ждали ни судья, ни дознаватель.

Не ждали.

Значит, по моему лицу уже тогда можно было все прочитать?

Я не пощадил бы наветчика. Как не пощажу и скупщика, если тот посмеет устраивать торги за имя покупателя. Конечно, сейчас в лавку не отправлюсь, а выжду, пока все утихнет и успокоится, но потом… А ведь Вайли тоже это заметил и понял. Но сбежать не посмеет, потому что слишком самоуверен. Впрочем, это мне даже на руку.

— Тебе не нужно было вмешиваться. Это моя жизнь. Только моя.

— Не хочешь никого к себе подпускать?

— Нет.

Он сжал губы, но не стал возражать и пускаться в споры, а просто кивнул:

— Ну, как хочешь.

Мое напряжение все-таки разрывается отчаянным:

— Мне это очень важно, пойми!

— Да понимаю…

— Я должен все делать сам.

— Угу. Все. Делай, раз уж важно.

— Тебе не надо было… Моя работа над клинком уже закончена. Полностью.

— Знаю.

— Не надо было…

— Я не понимаю только одного. Чем и когда тебе так задурили голову, что ты изо всех дорог всегда выбираешь самую никчемную? Добро бы, самую трудную, так нет же… И ведь дураком тебя не назвать. Не понимаю. Но если останусь рядом чуть подольше, чувствую, и сам заболею тем же недугом…