— Ах, это… Мазь. Чтобы всякие жучки-паучки не кусались.
— И лозянки — тоже?
— И лозя… — Глаза Тени досадливо расширяются. — Забыл! Тут же они кишмя кишат… А запасного флакона у меня при себе нет.
— Именно. Так что… Иди, пока можешь уйти спокойно.
И всем будет лучше. Кроме меня. Но если шпилька в самом деле была отравлена, я мог бы утверждать, что защищался и… Свернул женщине шею. Восхитительно. Тем более, по отметинам от ожерелья и самый тупой дознаватель сразу поймет: душили сзади. А как можно обороняться и одновременно находиться за спиной у противника? Мне не поверят. Но попробовать можно. Чтобы хоть ненадолго продлить свое существование. И сохранить жизнь кому-то еще.
— Нет, это не хорошо. — Он сдвигает брови, перебирая в уме возможности сделать из тупика перекресток. — Но даже если… Надо попробовать. Я тебя вытащу.
— Не дури! Я вешу едва ли не больше, чем ты, а двойной вес тебе точно не поднять. Да и… Мало выбраться за пределы сада, верно?
— Верно…
Черты лица убийцы вдруг потяжелели, словно за минуту тот стал старше на многие годы.
— Проваливай! А то знаешь, насколько тихо ходит здешняя стража? И заметить не успеешь, как…
Занавеси снова приходят в движение, и это может означать лишь одно. Дверь открывается, пропуская в комнату… Да какая разница, кого?!
Толкаю Тень в окно, но то ли промахиваюсь, то ли он ловко изворачивается, делает мне подсечку, и мы катимся по полу, вминая друг друга в мраморную плитку паркета.
Краем глаза успеваю заметить в дверном проеме растерянного замершего Амиели, потом не вижу уже больше ничего, кроме леса ног, обутых в крепкие сапоги, носки которых увесисто и больно впиваются в бока, заставляя остановиться и разжать… Хотя, мне разжимать нечего, потому что вдруг с удивлением понимаю: мышц у меня нет. Совсем. Есть только студень, каким-то чудом удерживающийся на костях. Тело отказывается подчиняться хоть каким-либо приказам. И просьб не слушается. Меня вздергивают вверх, как тряпичную куклу, внимательно вглядываются в мое лицо, переводят взгляд ниже, на шею и грудь в растерзанном вороте рубашки, брезгливо сплевывают и разжимают пальцы.
Падаю, больно ударяясь об пол. На костях непременно будут шишки, а по всему остальному телу — синяки. Но это все потом. Позже. Завтра. В другой жизни. А в той, что пока не рассталась со мной, есть только отчаянная ярость.
Не убежал. Кретин. Идиот. Мерзавец. Подставил меня и подставился сам. Зачем?! Я ему сейчас устрою… Я все скажу. Даже то, о чем спрашивать не будут. Скажу, если…
Если смогу.
* * *
— Только молчи!