Ну дядя…
Какая же ты тварь!
— Вижу, тебе не слишком нравится то, что я говорю? — хихикнул Трэммин. — Знаю-знаю, можешь не стараться напрягать лицо! Все равно, пока яд не покинет кровь, ты не сможешь и пальцем двинуть. А это мне нравится больше всего… Да-да, гораздо больше!
Сволочь. Что же он собирается делать? Убивать? Так почему тянет?
— Ты ведь догадываешься, что я не испытываю к тебе теплых чувств, племянничек? Конечно, догадываешься! Могу даже сказать больше: я тебя ненавижу. Как ненавидел твоего отца. Или даже сильнее, потому что ты все же сумел попасть в Регистр… Даже со своей увечностью. Лучше бы сидел и не высовывался, и я, возможно, совсем забыл бы о твоем существовании, но ты… Такой же гордый, как Карлин? По наследству норов передался?
Не помню, чтобы мой отец задирал нос перед кем-то. Или чтобы гордился собой и своими делами. Хотя… Он никогда не говорил мне, что жалеет о моем появлении на свет. Никогда не позволял разочарованию появиться во взгляде. Никогда не упрекал ни меня, ни мою мать. Может быть, именно потому, что гордился?
— Я был согласен терпеть тебя. Согласен, понимаешь? Но ты не довольствовался занятым местом, тебе понадобилось подняться выше… В тот день, когда ты сдал экзамен на занесение в Регистр, я поклялся, что уничтожу тебя. И теперь как никогда близок к исполнению клятвы!
Сколько страсти… Видели бы господина старшего распорядителя сейчас его подопечные и члены Совета! И откуда только что взялось? Помолодел на добрый десяток лет. И почему говорят, что ненависть убивает? Мой дядюшка только расцветает, всем на зависть!
— Надо было прижать тебя сразу, разумеется, а не ждать, пока ты начнешь срывать мои планы, ну да ладно. Меня всегда останавливало твое умение рушить чары. Что-то шептало мне: подожди, Трэммин, придет еще миг твоего торжества… И он пришел! Никто не знает, что ты сейчас здесь, со мной. Никто не увидит. Никто не поможет. А сам себе ты сейчас не сможешь помочь!
Студень мышц леденеет. Что собирается делать этот озлобленный безумец? Неизвестность пугает больше, чем возможная боль. Намного больше.
— Иди-ка сюда, моя копотная радость!
Феечка, опасливо косясь в мою сторону, садится на дядину ладонь и послушно складывает крылья.
— Ты давно мечтала о свободе, не так ли? Ты получишь ее. Совсем скоро. Но сначала еще немножко послужишь. Этот человек причинял тебе вред, верно? Сейчас ты сможешь ему отплатить. Сторицей!
Наверняка, занавеси взметнулись вихрем, когда дядя начал развоплощение феечки. Я ничего не чувствовал. Только с ужасом и восхищением смотрел, как частички дыма, составляющие плоть зверька, расцепляют свои объятия, превращаясь в полупрозрачное облако вдвое больших размеров, чем прежний черный уродец.