Будем признательны, если Гарри пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом, мы не получаем мугловой почты, и я не уверена, что почтальон вообще знает, как нас найти.
Надеюсь вскоре увидеть Гарри.
Искренне Ваша,
Молли Уэсли
P.S. Надеюсь также, что я наклеила достаточное количество марок.
Дядя Вернон закончил читать, сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда кое-что ещё.
— Взгляни на это, — прорычал он.
Он протянул конверт, в котором прибыло письмо миссис Уэсли, и Гарри с трудом удержался от хохота. Конверт был усеян марками сплошь, за исключением одного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уэсли микроскопическим почерком вписала дурслеевский адрес.
— Значит, она-таки наклеила достаточное количество марок, — Гарри постарался придать голосу выражение, подразумевавшее, что подобную ошибку мог совершить всякий. Дядя сверкнул глазами.
— Почтальон обратил внимание, — процедил он сквозь зубы. — И очень интересовался, откуда могло прийти такое послание. Поэтому он и позвонил в дверь. Он, видите ли, подумал, что это забавно.
Гарри промолчал. Кому-то другому, возможно, показалось бы странным, что дядя Вернон поднимает такой шум из-за слишком большого количества марок, но Гарри жил с Дурслеями достаточно давно, чтобы знать — их ужасает всё, хоть на йоту выходящее за рамки обыкновенного. А больше всего на свете они боялись, как бы кто не прознал, что они имеют отношение (насколько бы отдалённым оно ни было) к людям вроде миссис Уэсли.
Дядя Вернон продолжал сверлить племянника глазами, а Гарри старался сохранять нейтральное выражение. Если сейчас повести себя правильно и не сглупить, то его ждёт настоящий подарок, мечта всей жизни! Он подождал, вдруг дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот только стоял и таращился. Гарри решился нарушить молчание.
— Так значит… мне можно поехать? — спросил он.
Еле заметный спазм исказил большое, багровое лицо. Усы ощетинились. Гарри в точности знал, что сейчас происходит за этими усами: отчаянное сражение, конфликт между двумя главными инстинктами дяди Вернона. Разрешить поехать — значит, доставить Гарри удовольствие, а уж против этого дядя боролся в течение целых тринадцати лет. С другой стороны, разрешить уехать к Уэсли на весь остаток каникул — значит, избавиться от Гарри на две недели раньше, чем они рассчитывали, а ведь дядя ненавидел, когда Гарри дома. Он снова посмотрел на письмо миссис Уэсли, видимо, затем, чтобы дать себе время подумать.
— Кто она? — спросил он, с отвращением взирая на подпись.
— Вы её видели, — объяснил Гарри. — Она — мама Рона, моего друга, она встречала его с «Хог…»… с поезда из школы.