– Просить у нас не положено, – снисходительно усмехнулся парень. – Это если каждого просить, знаешь что будет? Но с тобой я, конечно, оплошал. Первый день у ворот стою.
– А вчера что делал?
– Я вообще-то грузчиком тут. На складе трудимся. А тут такое дело, дядю Мишу убили. Ну, заместо него временно и поставили.
– Вчера ты видел, как та машина грузилась?
– Да сам же и грузил, с Колькой Нефедовым.
– Кто же при машине был?
– Водитель, кто же еще. Знать бы. Я бы ему враз голову отвертел.
– Ну, а к нему ты внимательность проявил?
– Это он, гад, к нам проявил, – зло ответил парень. – Каждому на бутылку дал, чтобы, значит, быстрее грузили.
– Спешил, выходит?
– Ага. Далеко, говорит, ехать.
– А куда именно, не сказал?
– Нет. И нам-то ни к чему было.
– Что же ты в нем при своей внимательности заметил?
– Чего заметил? – парень задумался, потом широко улыбнулся. – Да ничего.
– Ну, а одет как был?
– Как одет? Телогреечка новая, черная. Кепка. Ну, брюки… Чего там еще может быть? Я вот так рассуждаю: испортился народ.
– Всякие люди есть, – покачал головой Лосев.
– Само собой, – охотно согласился парень. – Но… вот чего ему, гаду, нужно было, ты мне скажи? Зачем он старика-то порешил? И Женьку, вот. Такая девка. Я вокруг нее ходил, облизывался. Дыхнуть на нее боялся, если откровенно сказать. А он? Казнить таких надо, вот что я скажу. Законы-то у нас больно слабые, у кого хочешь спроси.
– Эх… – вздохнул Лосев. – Звать-то тебя как?
– Степан, по батюшке Родионович, по фамилии Завозин.
– Эх, Степан Родионович, – снова вздохнул Лосев, – законы у нас не слабые, а очень даже строгие. Их только выполнять надо.
– Ну, да, строгие, – презрительно хмыкнул Степан. – Человека, к примеру, порешил, а тебе шесть лет отвесят. Дело это?
– Так, ведь, шесть лет! Или восемь. И какой жизни.
– Э-э, – Степан махнул рукой. – Всюду люди живут. Всюду своя компания. Слушай! – он вдруг оживился. – А у того душегуба наколка на пальцах была.
Чудная такая наколка. На одном пальце восклицательный знак, на другом – вопросительный, на третьем – опять восклицательный, на четвертом – опять вопросительный. Я даже спросил, что это, мол, означает. А он, рожа, смеется, говорит: «Из этого вся жизнь состоит».
«Где же, спрашиваю, ты такую философию подхватил?».
«В одной академии, говорит. Отсюда ее за лесом не видно». Чуешь, зверюга какая?
– Да-а, – кивнул Лосев и снова спросил: – Ну, а как все случилось, ты не видел?
– Нет. Услали меня. Вот Колька, тот видел. В свидетели пошел.
– Ну, ладно, Степан Родионович, – Лосев улыбнулся и похлопал парня по плечу. – Бывай пока. Авось еще свидимся.