– Чепуха! Вы ведь могли не подписывать ее собственным именем, а деньги использовать для добрых дел.
– Синтия, – Мэверик нахмурился и возвысил голос, – зачем вы пытаетесь втянуть священника в свои игры?
– Что вы хотите сказать? – спросил отец Баптисте.
– Мэверик не читает книг, – пояснила Синтия. – Естественно, он не понимает значения печатного слова. Но мы-то с вами знаем, что это такое.
– Я был бы счастлив поддерживать контакт с вами, – ответил отец Баптисте с улыбкой. – Я хочу знать все о жизни Розалинды. Она немного научилась английскому от матери, пока жила в Агу-Приета.
– Понимаю, что вы хотите сказать, – усмехнулась Синтия. – Должно быть, учить для вас радость.
– Это так.
– Возможно, вам бы хотелось издать какое-то пособие.
– Хотелось бы. И я был бы рад обсудить это, – оживился отец Баптисте.
– Если ваше сердце умеет чувствовать, что хорошо, а что нет, – сказала Синтия, – думаю, вам не о чем тревожиться.
– Синтия! – Мэверик нервно сжимал свой стакан с водой и смотрел на нее сердито. – Вы уже раздаете советы священникам?
– Я просто подумала, что ему было бы уместно написать книгу, – оправдывалась Синтия.
Отец Баптисте усмехнулся:
– Не ссорьтесь. О книге мы поговорим позже. А теперь вернемся к животрепещущим вопросам. Ну, Мэверик, вы начнете?
– Ладно, – ответил Мэверик, гипнотизируя Синтию суровым взглядом, потом отвел его и засмотрелся на что-то, едва видное вдали. – Я буду краток. В свое время мне довелось жить в южной части Нью-Мексико и в Аризоне, но иногда приходилось бывать и в северной части Мексики. Тогда я и встретил Марию Саленда, которая подавала напитки в лучшей таверне Агу-Приета. Была она так хороша, что не выразить словами. Ни один мужчина, увидевший ее хоть раз, не мог забыть.
Отец Баптисте кивнул.
– Она вовсе не была шлюхой, но мужчины не давали ей покоя. У нее был выбор. И она выбрала меня.
– Так Розалинда – ваша дочь? – Синтия начала кое-что понимать.
– Я ничего не знал о Розалинде до тех пор, пока отец Баптисте не прислал мне телеграмму.
– Мария ничего вам не говорила? – спросила Синтия.
– Она с самого начала понимала, что я перекати-поле.
– У нее была гордость, – заметила Синтия, проявляя нечто вроде женской солидарности.
– На этот счет ничего не могу сказать, но клянусь, что о Розалинде я ничего не знал, пока не получил телеграмму.
Мэверик подался вперед:
– Я и сейчас не уверен, что она моя дочь. У Марии не было недостатка в поклонниках.
Синтия тотчас же с болью вспомнила, как Мэверик и Розалинда стояли напротив друг друга в одинаковых позах, положив руки на бедра и оглядывая друг друга с головы до ног. Да, они вполне могли быть отцом и дочерью. Красивая женщина. Одичавший ребенок. Головорез. И даже священник с прошлым. Рядом с ними она почувствовала себя незначительной и бесцветной. Неужели ей предстоит только редактировать и издавать книги, повествующие о жизни других людей?