В ее голосе и движениях проскальзывал гнев. У Синтии было время на то, чтобы принять горячую ванну и отдохнуть в относительно комфортабельной постели. Ее тело перестало болеть, одежда была выстирана и пахла чистотой и свежестью. Она уже дважды вкусно и сытно поела и впервые за много дней чувствовала себя хорошо.
Лучи заходящего солнца окутали Тьюлу розоватым сиянием. Легкий вечерний ветерок развеял остатки дневного зноя. Перед домом сидел молодой мужчина: он пощипывал струны гитары и пел песню на языке яки. Женщины столпились возле колодца и болтали. Группа мужчин направлялась к таверне. Они оживленно разговаривали и жестикулировали.
– Я вам ни разу не сказал, почему еду в Мексику. – Мэверик почти оправдывался перед Синтией.
Он чувствовал себя виноватым, и это было ему неприятно.
– Но вы решили, что недурно иметь под боком женщину, когда заберете своего ребенка. Так? – Она бросила на него сердитый взгляд.
– Признаю, что такая мысль приходила мне в голову.
– Я поехала с вами не для того, чтобы стать нянькой, и вы это знаете. Но вы вообразили, что я буду делать все, что вам захочется... – Она умолкла и почувствовала, что краснеет.
– Вы же знаете, что вместе нам хорошо. – Он остановился рядом с ней.
– Я достаточно ясно выразила свое желание.
– Я тоже.
– Ничего подобного. – Ее зеленые глаза метали молнии. – Вы ни слова не сказали о ребенке, о своем неожиданном отцовстве, которое не оставит вам времени для работы над книгой.
– У меня всегда найдется время для вас. – Мэверик почувствовал, как в нем поднимается гнев. – Розалинда, возможно, не пожелает ехать с нами.
– Дело не в этом. – Она сжала кулаки. – Вы знаете, что я не поехала бы с вами, если бы знала о Розалинде. Вам просто была нужна любая женщина, способная заботиться о вашем ребенке.
– Вы кипятитесь из-за пустяка.
– Это Розалинду вы называете пустяком?
– Да, она не подарок, с ней хлопот не оберешься, но это не имеет никакого отношения к тому, что происходит между нами.
Мэверик подошел к Синтии ближе, стараясь подавить ее своим ростом и мощью.
– Кроме того, это вы начали свои игры в издателя и писателя. Вы втянули в них даже отца Баптисте. Неужели у вас нет никаких нравственных устоев?
– Нравственных устоев?
Она ударила его по щеке, потом в ужасе отступила назад. Никогда в жизни Синтия не поднимала руку на другого человека, если не считать случая с Хаскелом Рейнзом, но то была самозащита. Ей было отвратительно насилие.
Мэверик потер щеку.
– Вы привыкли все делать по-своему. Да?
– Прошу прощения. Это совсем на меня не похоже.
– В чем дело?