– Наташа, еще укол… Сделайте, пожалуйста! – попросил он.
– Не могу, дорогой. Врач приказал прекратить вводить вам морфий. Прошлым уколом я ввела вам уже не морфий, а дистиллированную воду.
– Что?! – вскрикнул Черенок. – Воду? – Позовите врача!
– Что случилось? – Чем вы недовольны? – послышался через минуту голос ординатора.
– Я прошу немедленно ввести мне морфий, – настаивал Черенок…
Врач стоял в раздумье у его кровати.
– Послушайте, товарищ Черенков, – заговорил он спокойным и дружеским тоном. – Вам больше нельзя принимать наркотики. Вы дошли уже до предела. Не прекратите – погибнете!
– Кому какое дело, что я погибну? Морфию мне! – закричал тот, впадая в ярость.
– Ничего сделать не могу, – твердо ответил ординатор. – Потерпите. Я знаю, что это трудно, но вам надо собрать все силы и терпеть. Со временем все пройдет. Лучше я прикажу сейчас дать вам вина или стакан спирту, чего хотите. Выпьете и уснете.
– Не нужен мне ваш спирт! – вспылил Черенок. – Я смотреть на него не могу, не то что пить. От одного его запаха душу выворачивает.
– В этом нет ничего особенного, это явление обычно для всех наркоманов. Но вы не волнуйтесь. Надо перебороть привычку. Заставьте себя. Переломите. У вас иге не сила, а силища. Вы же летчик! Смотрите, дело ваше, но если вы не бросите морфий – вы больше не штурмовик. Будете выписываться из госпиталя, я в справке так и укажу, что морфинист. Вас тогда к аэродрому и близко не подпустят!
Черенок молча смотрел на потолок.
– Я не хотел вам сегодня говорить об одном деле, волновать вас на ночь, но раз так – скажу. Вы газету читали?
– Мне не до газеты, – грубо оборвал его Черенок.
– А вот и напрасно. Возьмите, посмотрите вот здесь.
Врач сунул ему в руки газету и указал на отчеркнутое красным карандашом место на первой странице, где был напечатан Указ Президиума Верховного Совета о награждении посмертно орденом Ленина летчика, старшего лейтенанта Василия Черенкова.
– Орденом Ленина… посмертно… – еле слышно прошептал, бледнея, летчик. Затем, как бы внезапно очнувшись, громко спросил:
– Орденом Ленина? А почему посмертно? – и строго взглянул на врача.
Тот пожал плечами и с деланным равнодушием ответил, пряча в усах улыбку:
– Очевидно, считают вас погибшим. И на самом деле, должен вам сказать: разве можно быть уверенным в каком-либо выздоровлении, если вы не бросаете свои нехорошие привычки…
– К чертям собачьим эти разговоры! – крикнул Черенок, поднимаясь с подушки. – Я жив и буду жить! И раньше чем умру, еще тысячу фашистов угроблю! Что вы по мне панихиду справляете? Плевать мне на ваш морфий! Видите, меня не забыли. Самой высокой наградой наградили. А мне ее еще заслужить надо, эту награду… Сегодня же напишу в полк письмо… полевая почта… – мучительно напряг он память, закрыв глаза. Все тело его вытянулось. Вдруг он вздохнул, словно сбросил с себя тяжкую ношу, и скороговоркой выпалил: – Девятнадцать триста двадцать семь! Волков, командир! Майор Волков! Вспомнил! – радостно кричал он, стуча кулаком по койке: – Ха-ха-ха! Порядок! Теперь полный порядок! О-го! Мы еще повоюем. Мы еще в день победы…