Вот идет, еле передвигая ноги, ссутулившийся, длиннорукий Иоасаф Батурин. Идет, опираясь на самодельную бамбуковую трость, покрытую замысловатым узором. На нем серая солдатская куртка с начищенными медными пуговицами, форменная треуголка и невесть откуда взявшийся офицерский шарф. Он ступает величественно, высоко подняв подбородок, как будто бы на берег сходит не беглый старик каторжник, а губернатор Макао, возвратившийся наконец в свой город после долгого отсутствия. Следом за ним идет бородатый хитроглазый Хрущов. Он поддерживает под локоть больного старого солдата из Большерецкой инвалидной команды Дементия Коростелева — тихого, ничем не приметного, подслеповатого старика, на этот раз волнующегося, пожалуй, больше всех. Далее Ваня заметил Ивана Рюмина. Канцелярист сходил на берег широко улыбаясь, волосы его, расчесанные на прямой пробор, блестели от масла, которым он сегодня обильно их смазал. И весь Рюмин лоснился, как будто и его всего с головы до ног тоже смазали маслом. Он был рад солнцу, рад белому городу, ожидающей его твердой земле.
Чуть позади Рюмина шла повязанная по брови пестрым платочком его жена Любовь Саввишна, женщина веселая и бойкая, намного легче других, перетерпевшая все тяготы путешествия.
Мимо Вани шли русские, шведы, поляки, камчадалы и алеуты. Они шли пестрой гурьбой, шли уверенно, лишь иногда оглядываясь назад, туда, где стоял в расшитом серебром небесно-голубом мундире, в напудренном парике и при шпаге их капитан.
Капитан смеялся. Он поднял руку вверх, согнул ее в локте и так стоял, глядя подобревшими глазами на свое лихое воинство, высаживающееся черт те где, с таким видом, будто все оно, это его воинство, здесь и родилось.
В полдень Беньовский и Алексей Чулошников — признанный среди всех большерецких беглецов негоциант и финансист — вместе с Ваней съехали на берег. Они дали мальчику большую, но довольно легкую коробку и после этого втроем уселись в паланкин, чуть больше того, какой Ваня уже видел в Тасоне. Восемь китайцев, приподняв паланкин, быстро и плавно понесли его к дому губернатора Макао, чуть покачивая носилки на поворотах и почти не замедляя бега на крутых улочках города. В паланкине Беньовский сказал Ване, что он должен внести в дом губернатора коробку с собольими мехами, потому что ему самому нести ничего не полагается. Ваня вопросительно взглянул на Беньовского. «Политес», — загадочно ответил тот и, улыбнувшись, поднял палец.
Пока китайцы-носильщики бежали с паланкином по улицам Макао, Беньовский и Чулошников обсуждали какие-то финансовые дела, сути которых Ваня так и не понял. Речь шла о каком-то корабле и о стоимости этого корабля.