— Что я буду делать, сэр? — спросил Ваня.
— Будешь моим адъютантом, — ответил Костюшко.
— Когда мы выезжаем? — задал еще один вопрос Ваня.
— Завтра утром, адъютант.
Ваня быстро собрался в дорогу, пожитки его были невелики, он был молод и скор на ногу. Перед отъездом он занес Лафайету письмо для Беньовского и, сердечно попрощавшись с маркизом, сказал, что уезжает в Филадельфию, Узнав об Этом, Лафайет воскликнул:
— Я не возьму вашего письма! Более того, я попрошу вас взять с собою несколько моих писем. Вы передадите их сами в руки тех, кому они адресованы.
Затем Лафайет вышел в соседнюю комнату и вскоре вынес оттуда целую пачку писем. Вручив их Ване, маркиз протянул Устюжанинову один конверт отдельно и сказал:
— Это рекомендательное письмо для вас. Вы остановитесь в Филадельфии у моего друга, аптекаря Беллини. Он не только мой друг. Он друг мистера Франклина и, если я не ошибаюсь, хорошо знает Гиацинта Магеллана, у которого, как вы мне говорили, провели некоторое время вместе с мсье Беньовским.
В конце октября 1780 года Костюшко и Ваня приехали в Филадельфию. Было еще тепло, стояли последние солнечные дни осени. Филадельфия — большой, шумный, красивый город — напоминала Ване отчасти Лондон, отчасти Макао. Одежда жителей и их язык, яркие вывески многочисленных контор, лавок и банков, таверны и клубы были такими же. как в Лондоне. Обилие фруктов, диковинные заморские товары, белые дома, спрятавшиеся в густой зелени садов, многочисленные паланкины на плечах негров-рабов напоминали Макао. Костюшко и Ваня проехали величественное белоколонное здание академии, затем не менее торжественный храм Христа и, свернув на Сасса-фрас-стрит, без труда отыскали аптеку мистера Беллини — двухэтажный дом из красного кирпича с чугунными решетками на окнах.
В первом этаже размешалась аптека, на втором — комнаты хозяина.
Было еще тепло, и дверь в аптеку стояла распахнутой настежь. Поставив коней возле ограды из красного кирпича, Ваня и Костюшко поднялись на крыльцо. Заглянув внутрь, Ваня увидел стены, обставленные шкафами, и винтовую деревянную лестницу, ведущую наверх. В просторном зале первого этажа никого не было. Ваня отступил чуть назад и дернул за цепочку маленького медного колокола, висящего в дверном проеме. На звук колокола где-то наверху скрипнула дверь, и послышались тяжелые, неторопливые шаги. Затем заскрипела лестница, и перед путниками появился высокий седой старик. На нем была белоснежная шелковая рубашка, бархатные черные панталоны, опоясанные широким кожаным ремнем, и мягкие невысокие сапожки из замши. Старик вежливо поклонился и попросил Костюшко и Ваню войти в дом.