В деревню он приехал ночью. В корчме Мориса встретил заспанный кабатчик.
— Слава богу, — сказал он, — наконец-то вы приехали! Мы уж решили: пришла наша погибель. Черт вселился в молодых баричей, того и жди, что подпалят деревню либо перестреляют всех из мушкетов.
— Зови мужиков, — сказал ему Морис, — да поживее! До света нужно управиться с негодяями.
Во главе толпы крестьян Морис вошел в дом.
Как он и думал, братья после очередной попойки спали словно убитые. Ни один из них не пошевелил и пальцем даже тогда, когда люди Мориса потащили их из постелей, затем, как дрова, свалили на телегу и вывезли за границу имения. Возвратившись обратно, дворовые рассказали Морису, что ни один из пьяниц не проснулся даже после того, как с телеги их переложили на землю.
Утром братцы, удивленные происшедшей с ними метаморфозой, появились на задах усадьбы. Хотя не было у них на двоих и одной капли совести, все же постеснялись они пройти в ворота имения в исподнем белье и пробирались в него задами, как воры. А так как все двери, ведущие из дома во двор, Морис велел запереть, то волей-неволей пьяницы должны были идти в дом через парадный вход.
Каково же было их удивление, когда на крыльце увидели они Беньовского.
Даже через много лет Морис не мог без смеха вспоминать выражение, появившееся тогда на опухших лицах его братцев.
Сначала они обалдело таращили на него глаза, а затем огласили окрестности неистовой руганью и криками. Чем сильнее они ругались и кричали, тем более смеялись собравшиеся вокруг крестьяне. То, что братцы стояли с соломой в всклокоченных волосах и в одном белье, которое к тому же было перепачкано травой и землей, делало их еще более смешными и нелепыми.
Наконец кто-то из жалости выкинул из окна их одежду. Забрав ее, братья побрели прочь от дома, время от времени останавливаясь и грозя собравшимся кулаками. Морис и дворовые дружно покатывались со смеху, но уже вскоре стало ясно, что веселье их было преждевременным: братья добрались до Вены, быстро добились аудиенции у канцлера и представили дело наиболее выгодным для себя образом. Канцлер предписал немедленно возвратить имение двум негодяям, а Мориса за самоуправство и бесчинства схватить и посадить в тюрьму. К счастью, добрые люди уведомили Мориса чуть раньше, чем прибыли стражники, и он бежал из дарованного ему имения, не дожидаясь осуществления правосудия.
Для Мориса, приговоренного к аресту, дорога в армию была закрыта, возвращение в Вербово было равнозначно добровольному заточению в тюрьму. Обескураженный происшедшим, почти без средств, Морис отправился в путь, еще не зная толком, где найдет себе пристанище.