Чем бы это ни объяснялось, но ребенок выглядел крепким и здоровым, а женщину, изображавшую его, вряд ли можно было причислить к людям угнетаемым и несчастным. Правда, миссис Харбинджер говорила, что мать обожала своего первенца, но не заботилась о нем, и если вспомнить, что этим ребенком был лорд Родгар… Каково это — расти при такой беспокойной матери, видеть ее самые худшие стороны? И не поэтому ли в нем развилось увлечение машинами, которыми можно управлять и исправлять их?
Но разве это не относилось и к ней самой? Может быть, и ее интерес к машинам не имел большего значения, чем выбор между вишней или сливой? Или он был вызван бродячей жизнью, часто зависящей от милости неуправляемых сил природы? А может, он возник из-за потрясшей ее необъяснимой смерти матери?
Дженива вздрогнула, и Эш внимательно взглянул на нее.
— Тебе холодно?
Он встал и обошел вокруг стола на ходу стягивая с себя расшитый камзол. Камзол еще хранил его тепло, когда Эш набросил его ей на плечи. Из вежливости Дженива могла бы запротестовать, но она лишь плотнее натянула его на себя.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Эш бросил на нее озабоченный взгляд и вернулся к своей книге. Он прочитал уже более половины дневника, но по его виду Дженива так и не смогла понять, какие мысли приходят сейчас ему в голову.
Она позволила себе минуту полюбоваться им, его тонкой батистовой рубашкой и вышитым шелковым жилетом, а еще минуту насладиться ощущением его близости. Потом она посмотрела на пуговицы камзола и, убедившись, что они составлены из мелких блестящих камешков, снова принялась за работу, перейдя от рисунков к письмам. Развязав еще одну выцветшую красную ленточку, Дженива подумала, что леди Августа явно любила красный цвет. Неужели любовь к этому цвету унаследовал и сын?
Она нашла сложенные вместе письма к маркизе Родгар и черновики или копии писем, отосланных Августой, — они лежали по порядку, как будто кто-то разбирал их. Впрочем, конечно, разбирали: два маркиза Родгара искали в этих бумагах причины поступков Августы.
Дженива устроилась поудобнее и начала читать письма, чувствуя себя виноватой от того, что ее радовал предлог заглянуть в чью-то личную жизнь.
Она бегло просмотрела письма матери леди Августы, любящие и заботливые, но часто содержавшие настойчивые наставления не вести себя слишком сумасбродно теперь, когда она знатная леди и должна держаться с достоинством.
Письма Августы к матери были сдержанными и почтительными. Сестрам и братьям она писала более свободно, но не делилась с ними своими секретами. Дженива нашла несколько ответов от них, но сестры, по-видимому, завидовали Августе в том, что она имеет приятного снисходительного мужа.