— У нее были на то причины, сир, — сказал Галеран, понимая, что ступает на коварную почву. Даже если ему удастся объяснить поступок Джеанны этим людям, нельзя ни словом обмолвиться о ее войне с богом. — Моя жена созналась мне во всем, подробно рассказала, как все случилось. Проще говоря, она помешалась. Ведь она думала, что я погиб; а когда, как по мановению божию, лишилась сына, от горя разум ее помутился. Да, она согрешила с Лоуиком, но лишь единожды, пока рассудок не вернулся к ней. Пусть Лоуик попробует не подтвердить мои слова.
— Сэр Раймонд? — вопросил король.
Лоуик покосился на Фламбара, но затем сказал:
— Да, сир, это было только один раз, и я тоже не верю, что в то время она была в здравом уме. Я пытался противиться ей, но оказался слишком слаб.
По палате прошел оживленный шорох, почти смешок, и Галеран почувствовал, что ему стало немного легче. Он был почти благодарен Лоуику: тот видел, какая опасность грозит Джеанне, и старался уменьшить ее.
Если б не проклятый подложный документ, он вообще прижал бы Лоуика к сердцу в порыве братской любви. Хотя подделка скорее всего дело рук Фламбара, которому нужно, чтобы Джеанну оставили в заточении.
Весь гнев Галерана теперь был направлен на архиепископа.
Вперед выступил архиепископ Лондонский, явно встревоженный новостью об убийстве.
— Так что же со смертью ребенка? Быть может, дама лишилась рассудка при вести о гибели мужа и отняла жизнь у сына? Весьма прискорбно, но подобное деяние не должно оставаться безнаказанным.
Ответил лорд Вильям.
— Сир, — сказал он, — конечно, это странная смерть, но такое случается. Обычно люди считают, что мать заспала ребенка. А крестьяне рассказывают о духах, крадущих детей по ночам. Сын мой был в отлучке, поэтому я счел своим долгом навести необходимые справки. Никаких признаков насильственной смерти на теле младенца не было — лишь пятна, выступившие уже после смерти, как это всегда происходит. И, — многозначительно добавил он, — людям свойственно показывать пальцем на тех, кого коснулась пусть самая легкая тень подозрения.
Галеран затаил дыхание. Отец говорил о гибели Вильгельма Рыжего! И еще он давал королю понять, что, если Джеанну обвинят в смерти Галлота, лорд Бром может присоединиться к тем, кто обвиняет Генриха в братоубийстве.
Он угрожал перейти на сторону Роберта Нормандского.
Король прищурился. Наступило зловещее молчание.
— Более того, — как ни в чем не бывало продолжал лорд Вильям, — поскольку мне небезразлично это дело, я говорил о нем с лекарем Уолтхэмского аббатства…
Галеран судорожно вздохнул. Опомнившись от потрясения, он заметил, что вошел Фицроджер и стоит подле трона, собираясь что-то сказать.