— Мне кажется, если мы расстанемся на долгие годы, — возразил Галеран, — это вряд ли поможет тебе забрюхатеть.
Джеанна не стала спорить и обиженно отвернулась.
— Я думала, ты рад будешь уйти.
— Почему же ты так думала?
— Знаю, что стала тебе обузой, что слишком много прошу…
— Но ведь я никогда не возражал против твоих просьб. Она резко обернулась, заглянула ему в глаза.
— Да?
Галеран вздохнул.
— Джеанна, я не против того, чтобы быть с тобою так часто, как хочешь ты. Меня отвращает лишь твое отчаяние. Когда мы в последний раз смеялись ночью?
— Наверное, я разучилась смеяться.
Ему хотелось предложить ей научиться этому снова, забыть о детях, но он понимал, что это столь же невозможно, как предложить ей перестать дышать.
— Итак, ты думаешь, что господь призывает меня в Иерусалим?
Галерану не удалось даже притвориться воодушевленным, ибо, искренне любя военные забавы, он никогда не находил удовольствия в кровопролитии и часто в своих молитвах благодарил господа за то, что тот привел его жить в мирное время.
Тогда Джеанна легко коснулась его плеча.
— Мне тоже страшно. Для меня просить тебя о разлуке, Галеран, все равно что по доброй воле лишиться руки.
И он понял, как гнетет ее жажда материнства, и крепко обнял ее.
— Сделать святые места безопасными для паломников — благое дело, и все христиане должны внести в него свою лепту. Но мы не можем предугадать, отплатит ли нам господь тем, чего мы так ждем.
— Должен отплатить, ведь мы приносим Ему ужасную жертву. — Она искоса взглянула на мужа и на миг стала прежней Джеанной, той, что не побоялась выйти на кабана с мечом в руках. — И если это не поможет, Галеран, я обращусь в веру Магомета!
Галеран улыбался, думая про себя, что Джеанна, возможно, не шутила. Если бы Аллах, которому поклоняются неверные, посулил ей младенца, она поклонилась бы ему.
Итак, Галеран и Джеанна отправились в Лондон, где собирались перед походом другие крестоносцы. С ними поехали лорд Вильям и дядя Джеанны, Губерт Береток. Средний сын Губерта, Хью, тоже намеревался участвовать в освобождении Гроба господня, но его в далекий путь гнала лишь жажда славы и приобретения новых земель в Палестине.
Все они, независимо от причин, побудивших их поднять меч во имя господа, дали общий обет — освободить христианские святыни, взять Иерусалим или умереть в бою, и не возвращаться домой, пока не достигнут желанной цели.
Галеран, кроме того, дал еще один безмолвный зарок — хранить верность остающейся ждать его жене. Он не думал, каково ему будет не нарушить это обещание; до сих пор Джеанна оставалась единственной женщиной, с которой он спал, и ему не нужно было других. Да и растрачивать свое семя на шлюх ему, решившемуся на разлуку с женой по такой особенной причине, казалось едва ли не кощунством.