"Памяти Фриды" имеет большой недостаток: тут всё правда, но не вся правда. Я писала эту книгу, обязавшись перед Галей и Сашей не писать ничего, что могло бы послужить помехой для переиздания Фридиных книг. И обещав не распространять написанное. Поэтому в этой книге отсутствует происходившая на моих глазах - и не без моей помощи - линия Фридиного освобождения от казенных лжей".
"Фридины повести - сантиментальная беллетристика. Она уходила от нее к мужественной документальной прозе - т. е. от разжиженной правдивости к страстной и строгой правде. К прозе ее вели ее записи, чуждые беллетристической полуправды. Два художественных произведения - запись о суде над генеральским сыном и над Бродским - порукой тому, что Фрида пришла бы и к правде, и к прозе. На смену жалостливости безразборных дружб шла суровость, которая вела ее к уединению и к искусству. К тяжелому бремени от радостной легкости. Я уверена, что в конце 60-х - начале 70-х она была бы исключена из СП: ее публицистика была бы уже такой крепости, что со страниц "Комсомольской правды" сбежала бы в Самиздат. Да и без всякого "бы": первая запись, положившая начало Самиздату, была речь Паустовского на обсуждении романа Дудинце-ва, вторая - процесс Бродского. Обе сделаны Фридой. Если буду жива, окончив 3-й том Ахматовой - возьмусь за Фридину книгу. 15/Х1. 89".
Но вернуться к "Фридиной книге" Лидия Корнеевна не успела. Книга осталась такою, какою была написана "по свежему следу", в 60-е годы. Примеч. сост.