Как ни удивительно, но в семь утра следующего дня Лариса проснулась безо всякого будильника, вполне выспавшаяся и в меру свежая. Даже голова перестала болеть, лишь осталось легкое ощущение тяжести в затылке.
Лариса не спеша приводила себя в порядок после ночи, проведенной в одежде, чувствуя полное отсутствие каких-либо мыслей, будто за время сна из ее сознания начисто стерся некий эмоциональный пласт.
Она не представляла себе, как явится в театр, встретится с Глебом, что скажет ему, сможет ли бок о бок с ним сыграть свою роль в предстоящем прогоне. Впрочем, нет, роль она должна сыграть. Что бы ни было, должна. Хоть землетрясение, хоть потоп! Ведь Джильда – ее голубая мечта, нашедшая реальное воплощение. Лучше не думать ни о чем, кроме своей партии и музыки Верди.
Лариса, встряхивая мокрыми после душа волосами, зашла на кухню. Неубранная с вечера еда, оставшаяся от их с Милой посиделок, засохла на тарелках и имела весьма непрезентабельный вид. Лариса бодро составила посуду в мойку и повернула кран. Вода потекла микроскопической струйкой. Лариса в досаде крутанула кран до предела, и тут ей в лицо неожиданно брызнул неуправляемый водяной поток. Она испуганно закрыла вентиль, вспомнив, что уже неделю собирается пригласить сантехника. Очевидно, по возвращении из театра надо будет все же сделать это. Как бы ни было ей страшно и муторно после вчерашнего, жизнь-то продолжается. И посуду мыть надо, ничего не поделаешь.
Лариса вздохнула, сложила тарелки стопкой, поставила на них сверху рюмки и унесла все это хозяйство в ванную. Там под струей воды она смыла с фарфора пищевые остатки, затем перетерла посуду полотенцем и вернула на место, в горку.
Далее с полки рядом был извлечен фен и им высушены волосы. Ярко-красный топик и ослепительно белая юбка – то, что идеально подходит для сегодняшнего дня. Никаких полутонов, никаких мрачных или робких оттенков! Лариса секунду подумала, затем распаковала новый косметический набор, купленный давно, но все ждавший своего срока. Долго гримировалась, тщательно, по нескольку раз проводя линии у глаз и по краям губ, пока не увидела в зеркале идеально гладкое, персикового оттенка лицо с большими, выразительными глазами.
Лицо было ослепительно красивым, но мертвым. Косметика ничего не смогла поделать. Лариса махнула рукой, спрятала набор в ящик трюмо и вышла во двор.
С каждым шагом к машине ей становилось все страшней, и она изо всех сил сопротивлялась этому страху, старалась не подчиниться ему, не допустить, чтобы он проник внутрь ее, сковал, поработил.