– Пока она с нами ездила, я даже не подозревал, что она рисует, – признался Коул.
Он действительно был удивлен тем, что на весьма неплохих картинах, висевших в доме, стояла подпись Сыози.
– Она об этом не распространялась, чтобы я не подумал, будто она принесла себя в жертву. Она говорила, что знает, за кого выходит замуж, и переделывать меня не собиралась. – Бадди поставил пиво на столик. – Теперь, когда она может наконец заниматься тем, чем хочет, живопись для нее значит ровно столько, сколько для меня когда-то значила музыка. Но дело не только в этом. Ей нравится заниматься галереей, нравится общаться с другими художниками.
– А ты что делаешь?
– Всего понемногу. У нас есть группа, мы играем по местным клубам, и еще одна – любительская. Я даю в городе уроки.
– Есть еще и дети, – заметил Коул.
Бадди улыбнулся:
– Никогда не думал, что я стану домашним папочкой, но эта роль оказалась по мне.
– Если ты когда-нибудь передумаешь...
– Не передумаю, но за предложение спасибо.
Они немного помолчали. Им было легко и приятно друг с другом.
– Помнишь то лето, когда мы играли в Мемфисе? – спросил вдруг Коул.
Бадди улыбнулся:
– Тебе было семнадцать лет, и ты был влюблен в девушку по имени Пэнси. Кажется, она наплела тебе, что она незаконнорожденная дочь Элвиса.
– Пару месяцев назад я спросил об этом же у Фрэнка, – сказал Коул. – Знаешь, что вспомнил он?
Бадди вполне мог догадаться, но зачем портить рассказ?
– Что? – спросил он.
– Что у меня тогда были трудности с аккордами, а доходы упали по сравнению с предыдущими выступлениями в тех же залах на пятнадцать процентов. – Коул поправил сползшие на кончик носа очки. – Я для него всегда был только чековой книжкой.
Бадди удивило не само заявление, а то, каким обреченным тоном это было произнесено.
– Некоторые люди умеют выказывать свои чувства, некоторые – нет.
– Почему ты всегда его защищаешь? Вопрос застал Бадди врасплох.
– Наверное, потому, что я точно знаю, у вас с Рэнди больше никого нет. Важно, чтобы вы думали, что он... не знаю, как сказать, что он...
– Нас любит?
– Естественно, он вас любит.
– Ты опять за старое, Бадди, – тихо сказал Коул. – Мне уже почти тридцать два, а ты по-прежнему пытаешься меня от него защитить. Как ты думаешь, что я буду делать, если ты наконец признаешь, что Фрэнка волновало только одно: как он сможет меня раскрутить?
Вот оно, вот те проклятые вопросы, которые погнали Коула из дома.
– Знаешь, думаю, пора мне рассказать тебе о своем отце и о том, какие чувства я к нему питаю. Может, это поможет тебе разобраться в своей жизни.