«Развратник! Я самое настоящее животное», – решил Гринли.
Оливия и без того сделала ему такой подарок, согласившись ради него вынести это возмутительное вторжение. И хотя ему, наверное, удалось бы уговорить ее, существовала граница, которую Гринли не осмеливался перейти. На такую ступень разврата он бы не смог попросить ее подняться…
– О да! – выкрикнула она. – О, пожалуйста, не останавливайся… Он изумленно смотрел, как Оливия, выгнув спину, охала от наслаждения. Волосы ее разметались по подушке, рот приоткрылся, грудь подрагивала от напряжения во всем теле. Закинув ногу на бедро девушки, чтобы она не двигалась, виконт в последнии раз вонзил в нее жезл, уверенный, что это станет кульминацией.
Так оно и вышло.
Оливия исступленно забилась в его объятиях. Ее мягкое тело доставляло нестерпимые муки его вскинувшемуся естеству, дергавшемуся в силках его брюк. Дейн тоже задрожал. Она громко выкрикнула его имя, оглашая воздух прерывистыми вскриками, хриплыми и безудержными.
Гринли едва не потерял самообладание, чуть не пролился, как какой-то похотливый юнец. Если она будет продолжать в том же духе…
Оливия обмякла. Воздух беззвучным вздохом вырвался из ее груди. Виконт убрал жезл и отложил его в сторону. К счастью, он не пролил свое семя. Хотя какое уж там счастье! Его исстрадавшееся тело ныло, жаждая хоть какого-то высвобождения. Он хотел расстегнуть брюки и попросить Оливию положить руки на его клинок. Хотел, чтобы она погладила его, как прошлой ночью, касаясь своими нежными ручками его разгоряченной плоти.
Но он не мог так поступить. Не мог предстать перед ней во всем своем уродстве. Наверное, он все еще сомневался в твердости ее духа.
На него нахлынули воспоминания. «Боже правый! Убери от меня эту безобразную штуковину!» Дейн не знал, что хуже: откровенное отвращение или смешанное с ужасом любопытство. Его ноющее орудие поникло от горьких воспоминаний. Он видел и то и другое, не желая через это проходить вновь. Время терпит. У них с Оливией впереди целая жизнь.
Эта мысль бальзамом пролилась ему надушу. Виконт притянул к себе обмякшую женушку, сонно спрятав ее голову у себя под подбородком и не усмотрев ничего тревожного в том, что при мысли о целой жизни с ней у него сделалось так хорошо на душе.
Перекатившись на другой бок, Дейн сонно потянулся к жене. Но рядом никого не было.
Удивленно озираясь вокруг, он вздрогнул и сел. Гринли никак не мог взять в толк, как он очутился на полу, пока не вспомнил, что сам это предложил.
Оливия сидела неподалеку в грациозной позе, по-прежнему одетая лишь в чулки с подвязками. На ее коже плясали красноватые отблески тлеющих углей. В руках она держала второй жезл и пристально всматривалась в вырезанные на нем условные значки. Когда он сел, она повернула голову и улыбнулась.