— Я буду спать на полу — решительно заявила Эсме. — У меня не такие нежные кости, как у вас.
Он улыбнулся:
— Возможно, но они у тебя не в такой мягкой оболочке.
— Они моложе и более гибкие, чем ваши, — слабея, сказала она.
— Считаешь меня дряхлым?
Эсме возмущенно пробежала взглядом по его прекрасно сложенному телу.
— Я не это имела в виду. Если вы взрослый и сильный, это еще не значит, что вы терпеливее меня. Я спокойно просплю всю ночь, а вы полночи не заснете из-за холода и неудобства. Советую насладиться мягкой постелью, пока можно.
— Но я твердо решил, что наслаждаться будешь ты. Я настроен быть кавалером. — Широкая улыбка стала насмешливой. — Объявим войну, чья воля сильнее, мадам? Кто упрямее?
— Я не…
Дальнейшее потонуло в ругательствах, потому что сильные руки схватили ее и опрокинули на кровать. Она сразу же вскочила, но пальцы вцепились ей в плечи. Она инстинктивно отшатнулась от твердой колонны его тела и ощутила под коленями край кровати.
— Не думайте, что со мной так легко справиться, эфенди, — объявила она. — Если вы меня не выпустите и не уберетесь с дороги, то почувствуете вес моего башмака на вашей благородной ноге.
Но вызывающие слова не оказали никакого действия на сильные руки. Да и продолжать говорить ей вряд ли удалось бы, когда попка шлепнулась на койку. Она не успела вскочить, как он схватил ее за ногу, Эсме шарахнулась, и, пока старалась удержать равновесие, он стянул с нее один башмак, потом второй.
— А теперь наступай на ногу сколько хочешь, — сказал он, все еще держа ее за лодыжку, — носки ты мне уже не порвешь, дикая кошка.
— Шелковые, — фыркнула она, хотя длинные пальцы, вцепившиеся ей в ногу, приводили в смущение. — Только наложницы носят шелковые носки.
Он изучил толстые чулки на ее ноге.
— Уверяю тебя, это приятнее, чем колючая шерсть. Если бы ты была хорошей девочкой, я прислал бы тебе в приданое шелковые носки из Италии. А чулки у тебя все еще мокрые. Это вредно для здоровья.
Она попыталась вырваться, но он сорвал с нее оба чулка так же проворно, как ботинки. С бьющимся сердцем Эсме подумала, что у него большой опыт по раздеванию женщин. Какого черта он ее не отпускает? Уставился на ногу так, как будто никогда ничего подобного не видел.
Она покраснела от смущения. Ноги были не очень грязные, но и не чистые. И пахли далеко не так приятно, как его свежевымытая голова. При свете свечи и печки его черные волосы блестели, как агатовый бисер.
— Какая крошечная ножка, — удивился он. — Косточки маленькие, ровные, как у птички. — Он погладил стопу, и жар прокатился по ее ноге до колена, вызывая дрожь во всем теле.