— Вы его не слушайте, — воскликнула, краснея от волнения, Альбина, — все детдомовские или интернатские такие. У них никого нет, ни матери, ни отца, так они выдумывают себе их. И сочиняют про какие-то золотые медальоны, про какое-то богатство, о котором мечтают. Это же ущербные дети, с подорванной психикой, они очень опасны… Вот ты, девочка, ты только посмотри на него, это же урод, совершенный урод. Его мать оставила на вокзале, а добрые люди привели в детдом. Разве от нормального и здорового ребенка матери отказываются? Да даже если бы она и была жива и вообще существовала, разве не стала бы его искать?
По щекам Соломона текли слезы. Но слезы не жалости к самому себе, а скорее слезы бессилия перед этой взрослой, потерявшей всякую совесть, женщиной. Конечно, будь на ее месте мужчина, Соломон бы превратил его в фарш. Так, во всяком случае, показалось Сергею Горностаеву.
— Вы не ответили на мой вопрос, — повторила Маша довольно громко, чувствуя поддержку со стороны своих друзей и нисколько не боясь Альбину. — Какое отношение вы имеете к Ларисе Ветровой? Ведь вы же пришли сюда не случайно!
— Зачем я сюда пришла — это мое личное дело, и я ни перед кем не собираюсь отчитываться. А вот JCTO вы такие и что делаете в чужом номере? Я понимаю еще, что здесь находится этот… ненормальный, — она мотнула головой в сторону Соломона. — Но вы-то кто такие?
— Вчера тот человек, которого вы называете Ефимом, насильно увез из Москвы мою маму, Ларису Ветрову, — с трудом подавляя в себе раздражение, повторила Маша, — мы устроили здесь засаду, но мамы здесь не оказалось. Сейчас ее разыскивает милиция, весь город поднят на уши, а вы делаете вид, что ничего не знаете?!
— Значит так, детки, черт бы вас побрал, или вы немедленно отдаете мне ключи от этой двери, и мы делаем вид, что друг друга не видели и не знаем, или же я вынуждена буду тотчас позвонить в ту самую милицию и сдать им этого субчика…
Понятное дело, что речь снова шла о Соломоне.
— Ведь он же сбежал из интерната, его ищут, это преступник, самый настоящий преступник. И если вас, детки золотые, увидят в его обществе, вы пойдете на нары вместе с ним, и даже ты, девочка…
Вы можете идти, — вдруг сказал Соломон, подходя к двери и открывая ее ключом, который к тому времени уже был у него. — Вы довольно известная фигура в городе и навряд ли вам удастся скрыться. Но я вас еще найду…
И тут произошло еще что-то такое, о чем Маша еще долго будет вспоминать. Соломон, прежде чем выпустить эту бледную Синюю Даму по имени Альбина Георгиевна, вдруг протянул руку к ее груди и рванул на себя. Одно мгновение — и черный шелковый шнурок был сорван. В Соломоновой ладони сверкнул медальон.