— Аксис, Аксис, поехали, — заторопил его Веремунд. Аксис не шелохнулся, да и Белагез замер на месте. Веремунд оглянулся.
— Огден, что делать? Если Аксис останется здесь, он пропал. Облако поглотит его.
— Я знаю, что делать, — ответил Огден.
Он подъехал вплотную к Аксису, привстал на стременах и перебрался на круп коня. Усевшись позади Аксиса, Огден обнял его за плечи и, прошептав в самое ухо: «Мальчик мой, ты помнишь эту мелодию?», стал напевать веселую песенку.
Аксис вздрогнул. Огден продолжал петь. Он пел все громче и громче. Аксис повернул голову, его взгляд стал осмысленным.
— Ты вспомнил песенку, Аксис? Тогда пой, пой вместе со мной.
Аксис запел, сначала немного сбиваясь, а потом все уверенней и уверенней, словно вспомнив когда-то разученные слова.
Услышав песню, Веремунд воспрял духом, приободрился. То была икарийская песня, которую обычно пели будущие отцы еще не родившимся детям — детям, находившимся в чреве матери. То была песня, считавшаяся магическим средством против опасности. Если отец Аксиса икариец, песня убережет командира топороносцев от страшного призрака.
— Пой, Аксис, пой, — прошептал Веремунд, едва сдерживая набежавшие слезы.
Аксис продолжал петь. Он пел все звонче и звонче, сумев придать, казалось бы, непритязательной песенке новое торжественное звучание. Его лицо прояснилось, глаза заблестели.
Веремунд поднял голову, погрозил призраку кулаком.
— А тебе, Горгрил, пел отец эту песню?
Неожиданно сверху раздался протяжный, печальный, высокий звук, похожий на поминальный плач. Звук нарастал, становился громче и вдруг прорвался душераздирающим воплем, исторгнутым, казалось невыносимой болью.
Призрак исчез, на его месте появилось обычное облако, однако ветер не стих, его порывы даже усилились.
— Огден, Аксис, поехали! — сказал Веремунд.
— Это не мой отец, — прошептал Аксис и дал шпоры коню.
Веремунд поскакал сзади. Осел Огдена, оставшись без седока, помчался вперед и вскоре скрылся из вида.
Изнемогая от усталости, задыхаясь, топороносцы продолжали единоборство с ветром, дождем и мраком, гонимые одним безумным желанием: поскорее добраться до цепочки древних холмов. Однако земля раскисла, и теперь лошади еле плелись, скользя и спотыкаясь на каждом шагу. Дождь лил не переставая, ветер достиг ураганной силы. И даже у бывалых солдат, грязных и промокших до нитки, как и другие топороносцы, был перепуганный, затравленный вид, как у загнанного зверя, который слышит приближающийся лай гончих.
Фарадей, не менее грязная и промокшая, чем солдаты, продолжала путь в сопровождении Тимозела.