– Ну покатался и хватит, – сказал отец и подхватил меня за подмышки.
Потом мы ели мороженое, стреляли в тире, после этого пошли домой. Я вырос, закончил школу, встретил Раису, у нас родился Колька. Иногда по ночам мне чудился во рту привкус стекляруса, но это быстро проходило. Вечером, возвращаясь с работы и проходя между огородами, я вижу странные тени, похожие на чернильные кляксы, похожие, в свою очередь, на фигурки животных и людей. Они пугаются меня и исчезают.
Свет зажигается, Петр садится обратно на скамейку, вытирая лицо кепкой.
Наташа. Вот такое стихотворение.
Раиса. Это про что же, деточка?
Дима. Это про предчувствия.
Валентина. А я ничего не поняла. Видать, совсем дурой стала.
Дима. А тут ничего понимать не надо. Тут почувствовать надо.
Валентина. А че почувствовать-то надо?
Дима. Страх, тревогу, необъяснимое.
Раиса. А необъяснимое, это че?
Наташа. Копче.
Валентина. Вы, ребятки, над теть Раей не смейтесь. Она всю войну в поле проработала.
Дима. А мы и не смеемся. Мы помочь хотим.
Валентина. Это как же?
Наташа. Тетя Рая?
Раиса. Ась?
Наташа. Тетя Рая, расскажите про это?
Раиса. А ты откуда?
Наташа. Оттуда.
Раиса подходит к краю сцены. Она растеряна и подавлена. Свет гаснет.
Раиса. Это случилось, когда родился Колька. К нам приехала погостить сестра с детьми. Младшая Оля не ходила ни на речку, ни на улицу играть с местными ребятишками, бледная несмотря на июльское солнце она сидела у телевизора, карауля мультфильмы. Утром я пошла в магазин и купила кило шоколадных конфет, дети набросились на них и съели за десять минут. Оля не стала их есть, подошла и собрала оставшиеся золотые обертки. В тот же вечер я вешала белье и заметила на заднем дворе фигурку девочки, она сидела на корточках утрамбовывая руками землю, потом сорвалась с места и убежала в дом. Я подошла и увидела небольшой холмик с воткнутой в него щепкой, осторожно я разгребла холмик и ойкнула порезавшись об кусок оконного стекла, вытерев палец об фартук, я подняла стекло – под ним лежал скрученный из конфетных золотушек человечек, рядом с ним лежали стеклянные шарики и бумажный цветок. Я положила стекло на место и засыпала землей, стараясь, оставить все как было. В тот вечер Оля была еще тише чем обычно, но перед сном заплакала, мы с сестрой не могли понять в чем дело, потом она заснула. Ночью был ливень, мне не спалось– болела голова, я вышла на веранду, прислонилась к окну и стала слушать как ветер треплет старую грушу.
Вдруг кто-то с улицы внезапно тоже прислонился к стеклу, от неожиданности меня парализовало, сверкнуло молния и я увидела большого человека скрученного из конфетных золотушек, я не помню сколько стояли мы с ним разделенные оконным стеклом, потом он исчез. Утром я побежала на задний двор и сделала то, что забыла в прошлый раз – воткнула щепку в холмик. Оля стала поправляться, лучше есть, стала гораздо общительнее, со всеми, кроме меня. Мы как-то сторонились друг друга, словно между нами было нечто такое, что бывает иногда между взрослыми женщинами, выросшими вместе и пожелавшими никогда не видеться. Потом сестра уехала. Когда ночью идет ливень, я закрываю уши ладонями.