– Тогда пусть поговорит с Рандолфом. Какая разница? Это может даже помочь: Рандолф вынужден будет покончить с этой глупостью. В таком случае я смогу убедить его принять Сен-Клера как поклонника Софи.
Самоуверенный тон графини заставил сердце Эмили болезненно сжаться от страха.
– О, не смейте даже думать об этом! Вы же знаете, что ваш брат не желает принимать виконта! И в крушении своих планов он станет обвинять меня! Он никогда не простит мне!
– Чепуха! Ну и что, если не простит? – Заметив смятение Эмили, графиня добавила: – Если тебя волнует, что твой отец лишится прихода, то нет проблем. Я полагаю, Рандолф пригрозил уволить твоего отца, поэтому ты так взволнована?
Эмили не могла вымолвить ни слова, только с безысходностью смотрела на леди Данди, комкая в руках атласную занавеску.
– Ну что ж, можешь не беспокоиться. Если даже Рандолф выполнит свою угрозу, чего я на самом деле не допускаю, я помогу твоему отцу получить другой приход не хуже прежнего. – Офелия улыбнулась и похлопала Эмили по руке. – Так что, видишь, тебе не о чем беспокоиться. Предоставь все мне.
Карета резко замедлила ход, и дамы внезапно услышали шум большого скопления лошадей и громкие голоса. Леди Данди выглянула в окошко.
– О, дорогая, бал у миссис Крамптон, должно быть, в полном разгаре! Кареты и наемные экипажи совсем заполонили улицу. Боюсь, остаток пути нам придется пройти пешком.
Дом был уже виден, так что прогулка оказалась не слишком обременительной, да и лакей помогал им преодолеть наиболее людные места. На самом деле Эмили была рада пройтись на свежем вечернем воздухе. Хотя она предпочла бы чистый целительный воздух Уиллоу-Кроссинг душному задымленному туману Лондона. Ей просто необходимо было прочистить мозги и выработать какой-то план.
Дамы осторожно пробирались среди лошадей и повозок, стараясь не запачкать платье.
– Кажется, мы доберемся домой только глубокой ночью, – пожаловалась леди Данди под крик кучера, перекликавшегося с одним из своих друзей. – Жаль. Тебе необходимо как следует отдохнуть. Понадобится весь твой ум, чтобы встретиться завтра утром с лордом Блэкмором. – Она искоса взглянула на девушку. – Знаешь, он тебя донимает только потому, что увлекся тобой.
– Увлекся мной? – воскликнула Эмили в порыве гнева. – А я ведь считала вас разумной женщиной! Видимо, я принимаю безрассудство за мудрость!
– Порой их трудно отличить одно от другого. Безрассудство может быть следствием мудрости. Те, кто знает правду, не всегда рады ее услышать от других, как ты знаешь. – Графиня улыбнулась и понизила голос, чтобы идущий рядом лакей не мог ее расслышать. – Но в данном случае я не проявила ни безрассудства, ни мудрости. Я только высказала то, что известно любой женщине в моем возрасте. Мужчины – особые, своеобразные создания, совершенно отличные от нас, моя дорогая. Когда им чего-нибудь очень хочется, они не хотят этого признавать. Мужчине не нравится сознавать, что ему необходима определенная женщина. Но когда это с ним случается и она становится нужна ему не только ради постели, он находит выход единственно в том, чтобы нещадно мучить ее.