Весной тысяча восемьсот девяностого года Энни узнала, что снова ждет ребенка, и, собрав остатки смелости, сказала об этом мужу.
Он слушал жену, не сводя с нее холодного, тяжелого взгляда, и когда она в конце жалобно попросила хоть знаком дать ей понять, что он не сердится, Джозеф пожал плечами и отвернулся.
– С чего бы мне сердиться? Ступай, Энни, и оставь меня одного. Думаю, я ничего не скажу младенцу, когда он появится. Все это мне безразлично.
Тем не менее, когда она покорно выходила из комнаты, он следил за ней взглядом, и чуть было не позвал назад, чтобы сказать доброе слово. Но она уже поднималась по лестнице, и он решил не возвращать ее из опасения, как бы она не подумала, будто смягчила его своей новостью. Однако при этой мысли в нем что-то шевельнулось, что-то от былого слепого идеализма, обломки которого лежали под его мертвым сердцем. Другой сын заменит утраченного. Что-то от него самого, что не сбилось с пути, но сохранилось как луч надежды, как обещание возврата былой красоты.
Шло время, с женой Джозеф почти не разговаривал, но был не так груб, как прежде.
Примерно тогда Энни и возобновила дружеские отношения с Филиппом Кумбе. Однажды, когда по пути в магазин она проходила мимо его конторы, он вышел из двери и преградил ей дорогу. Филипп избегал Энни с самого дня ее свадьбы и, пожалуй, впервые с тех пор столкнулся с ней лицом к лицу. Энни опустила глаза и хотела обойти его, но он заговорил с ней, и у нее не хватило решимости пройти мимо.
– Энни, – сказал он – разрешите мне поговорить с вами. – Он протянул ей руку, и она ее приняла, нервно оглядываясь и что-то бормоча про мужа.
– Не бойтесь. Войдем. – Он ввел ее в контору и захлопнул дверь.
Энни разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Не плачьте, – сказал Филипп, – это вам не поможет. К тому же я вовсе не собираюсь упрекать вас за ваше злосчастное замужество. В свое время я предупреждал вас, но вы были слишком молоды и слишком неопытны, чтобы понять.
Энни раскачивалась на стуле, по ее щекам градом катились слезы.
– Кроме моей падчерицы Кэтрин, никто не знает, что мне пришлось вынести, – всхлипывая, проговорила она. – Не знаю, как мы еще живы. Последние два года… мистер Филипп, чем я заслужила такое наказание? Может быть, это Господь обрушил на меня свой гнев за то, что еще до свадьбы я слишком вольно вела себя с Джозефом. О боже мой! Теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что была скверной девчонкой. Я была как в бреду, я не понимала…
– Конечно, то была не ваша вина. Во всем виноват мой проклятый брат, он сполна заслужил все несчастья, которые ему выпали.