Ваш любящий сын Крис».
Четыре недели Кристофер ждал ответа и, не получив его, пошел к жене и объявил, что оказался несостоятельным мужем, поскольку у него почти не осталось денег и его семья не может изыскать средства ему помочь.
Берта сразу послала за своей матерью, и униженный Кристофер смиренно принял на свою голову нескончаемый поток гнева миссис Паркинс. В итоге, собрав с грехом пополам плату за постой, семейная пара с ребенком оставила свое жилье и поселилась в пансионе, до тех пор пока кормилец не найдет работу.
С тех пор Кристофер занимал различные временные должности, но нигде не задерживался подолгу. Летом тысяча восемьсот девяносто третьего года у них родился второй сын, и вокруг имени младенца разгорелись нешуточные споры. Кристофер хотел назвать его Джозефом в честь своего неуступчивого отца; Берта настаивала на Джордже в ознаменование бракосочетания герцога Йоркского и принцессы Мэй, которое должно было состояться в этом месяце; но последнее слово осталось за бабушкой, и мальчика назвали Вилли в честь почившего в бозе мистера Паркинса.
Итак, пока Джозеф Кумбе томился в Садминской лечебнице для душевнобольных, его сын Кристофер тяжко трудился и боролся за выживание в Лондоне, претерпевая всяческие издевки и недоброжелательство со стороны тещи и своячениц, но оставаясь неизменно привязанным к своей холодной жене и маленьким сыновьям.
Таким образом, Кристофер Кумбе в том самом возрасте, в каком отец его Джозеф получил диплом капитана и стал гордым шкипером собственного судна, служил помощником продавца в большом магазине тканей и был одиноким, лишенным друзей обитателем душного пансиона.
«Дорогая сестра!
Вот уже восемь лет, как я не писал домой, я сказал тогда, что это будет мое последнее письмо отцу и вообще в Плин, но последнее время я изнываю от желания узнать, что у вас все в порядке, ведь я никогда не переставал вас любить.
Я чувствую, что мне следовало более снисходительно отнестись к отцу и понять, что и его возраст, и развивающаяся слепота сыграли не последнюю роль в его отношении ко мне; понять и простить. Эти долгие годы были для меня необычайно трудны, я буквально впадал в отчаяние из-за того, что не могу обеспечить хоть сколько-нибудь сносное существование моей дорогой жене и двоим сыновьям. В такие минуты я вспоминал несокрушимую волю отца, его упорство в достижении цели, которые никогда не подводили его в борьбе за спасение корабля, не подвели они его и тогда, когда врач в Плимуте предсказал ему долгие годы слепоты и жизни во мраке. Я ни единой минуты не сомневался, что отец восторжествует над горечью разочарования и досадного сокращения его славной жизни. Я словно наяву вижу