— Позволь мне угадать. — Криво улыбнувшись, герцог коснулся пальцем ее носа. — Егеря были уволены в 1802 году, то есть когда заболел мой отец.
Интимность ситуации лишала Джину присутствия духа, ослабляла ее решимость, она почувствовала, что краснеет.
— Давай перейдем к дому, — сказала она.
Кэм молча посмотрел на нее и кивнул:
— Давай.
Так они сидели бок о бок, герцог и герцогиня, работая над кипой бумаг. Через какое-то время слуга принес им чай, они продолжали работать. Наконец Кэм встал и потянулся:
— Боже всемогущий, у меня совершенно затекла спина. Давай продолжим завтра.
Подняв голову, Джина с удивлением обнаружила, что солнечный свет, падавший сквозь окна библиотеки, давно померк.
— До сих пор не могу понять, зачем нам столько масла, — сказал Кэм. — Шестьсот галлонов — это сверх всякой меры.
— У нас большое количество масляных ламп, — сообщила Джина. — Конечно, в городском доме их можно бы заменить газовыми. В банкетных комнатах павильона Брайтон мы устанавливаем газовое освещение, но вдруг лампы взорвутся? Кто-то говорил мне, что газ ужасно опасен.
— Я ничего про это не знаю, — сказал Кэм.
— А чем пользуются в Греции?
— Свечи… солнце… кожа прекрасной женщины. Наклонившись, он так быстро поцеловал ее в щеку, что она даже не успела ощутить прикосновение его губ. Джина посмотрела на свои руки. Она умудрилась испачкать чернилами запястье.
— Кэм, — спокойно произнесла она, — мы должны прекратить это… поведение.
Он повернулся, оторвавшись от изучения книг леди Троубридж:
— Какое поведение?
— Поцелуи.
— Ах, это! Но я люблю целовать тебя, — ответил ее распутный супруг.
Джина испугалась. А в результате одинокая постель и ответы на письма Биксфидла, пока ее муж будет купаться в теплом море. Она быстро отвела взгляд и сжала зубы. Но Кэм поднял ее на ноги, поцеловал в уголок рта, и она затрепетала.
— Джина, могу я проводить тебя до комнаты?
Она дрожала, словно пойманная птица, а он покрывал ее лицо поцелуями.
— Я хочу тебя.
Его голос напомнил ей о смехе, безответственности, обнаженных статуях, греческом солнце, нагихженщинах и ждущей его возвращения Мариссе…
Джина оттолкнула его руки. Щеки у нее пылали, губы тряслись, но голос был твердым:
— Это плохая идея, Кэм.
На лице герцога мгновенно появилось сдержанно-небрежное выражение.
— Почему? Мы оба могли бы получить удовольствие.
— Ты хочешь получить удовольствие и потом без всякого ущерба для себя преспокойно уехать. — В ее глазах было презрение. — В этом ты весь, Кэм.
— Не вижу тут ничего плохого. — Он пытался обуздать свою раздражительность.