— Не могу поверить, что ты это сделала, — вымолвил Кэм, задыхаясь и смеясь.
Он имел преимущество благодаря сверхъестественному ночному видению, но она была настолько тонкой и скользкой, что, казалось, просто просачивалась сквозь пальцы. И атаковала без предупреждения.
— Нет, не смей! — кричал он, со смехом отражая нападения, которые могли иметь серьезные последствия. Наконец он прижал жену к себе и поцеловал. — Ты же не хочешь подвергнуть опасности наших будущих маленьких лютиков, не так ли?
Джине понадобилось мгновение, чтобы вспомнить о лютиках, о нем, о себе. Но Кэм снова припал к ее рту.
Второй раз Финкботл застал герцогиню в страстных объятиях герцога и, до того как отвернуться, увидел изящную спину женщины и руку герцога на ее бедре. Финеас молча поставил лампу и выскользнул за дверь. Он не мог позволить свидетелям увидеть герцогиню обнаженной, но в его сердце шевельнулось некое злорадство. Он, Финеас Финкботл, все-таки остановил развод.
— Извините, — сказал он пожилым дамам, которых привел к бассейну. — Весьма сожалею, однако сейчас не время для осмотра этих помещений.
— Почему нет? — проскрипела миссис Флокхарт. — Что нас останавливает?
Финеас чуть не закричал, но тут же расправил плечи. Он волевой человек, который доводит начатое до конца.
— Я увидел крысу, — решительно произнес он. — Не думаю, что вам это доставит удовольствие.
Миссис Флокхарт вслух сказала то, о чем подумали остальные:
— Хорошо! Я полагаю, леди Троубридж, бедняжка, придет в ужас, когда узнает, что делит свой бассейн с крысами! Она так нас убеждала, что бассейн полезен для здоровья, — хихикнула миссис Флокхарт.
Глава 28
Мистер Раунтон защищает свое наследие
— Знаешь, что мне особенно нравится в твоих глазах? — спросила Джина. — Твои черные ресницы, а сейчас они еще и острые от воды. Я хотела бы иметь такие же.
— Мне твои ресницы нравятся такими, какие они есть. Они… — Кэм умолк. — Черт побери, я виду твои ресницы.
Она повернула голову и посмотрела на лестницу.
— Надо же, — сказал он. — Кто-то приходил и оставил нам лампу. Какие заботливые и любезные, не хотели нам мешать.
Джина потупилась, чувствуя, что краснеет с головы до ног. — Я должна одеться.
— Да, полагаю, дверь уже не заперта.
Он понес ее по воде к лестнице, затем позволил соскользнуть на пол. Она довольно улыбнулась, словно кошка, полакомившаяся сметаной.
— По-моему, тебя не так уж напугала темнота.
— Думаешь, вылечила меня, да?
— Ты не нуждался в лечении. — Джина встала на цыпочки, чтобы смотреть мужу в глаза. — Все поцелуи твоей матери остались у тебя в памяти. Ты нуждался лишь в том, чтобы тебе напомнили, что она любила тебя… Лютик.