— Нет ли в письме какой-нибудь зацепки? Оно на французском?
— Нет, на английском.
— Любопытно, первое было на французском.
Джина нахмурилась.
— Язык несколько странный, но в письме точно сказано, что у меня есть брат.
Полуобняв Джину за плечи, Кэм легонько поглаживал руку.
— Возможно, язык странный потому, что это писал француз.
— Не думаю. Но кто еще, кроме француза, мог знать о графине? Я имею в виду, знать о существовании второго ребенка?
Кэм продолжал гладить ее, и Джина вдруг ощутила легкую дрожь. Он стоял на дорожке под персиковым деревом, свет полной луны проникал сквозь листву, образуя на ее плечах танцующий узор.
— Я всегда хотел иметь брата, — сказал он.
— Не в этом дело! — раздраженно произнесла она. — Кому захочется иметь незаконнорожденного брата?
— И ты незаконнорожденная, Джина. Она старалась не думать так в отношении себя, и обычно ей это удавалось.
— Конечно, — подавленно вымолвила она.
— Не хотел тебя обидеть. Просто я не вижу смысла в беспокойстве по поводу ошибок, которые совершили родители.
— Герцог всегда был на высоте, и я уверена, что у тебя нет незаконнорожденных братьев и сестер.
— Возможно. Хотя он поставил себя выше закона, — ответил Кэм. — Мне было около пятнадцати лет, когда я обнаружил, что он замешан во многих незаконных делах. Просто чудо, как все это не выяснилось до его смерти. Тебя никогда не удивляло, откуда берутся деньги, несмотря на то что в поместье очень мало земли? — Джина покачала головой. — Игра. Не в азартные игры в каком-нибудь игорном доме. Спекуляции на бирже. И лишь в том случае, когда он знал, что останется в выигрыше, поскольку сам это организовывал.
— Боже мой!
— Деньги, которые инвесторы, привлеченные герцогским титулом, вкладывали в его мошеннические предприятия, он успевал забрать раньше, чем эти компании разорялись. — Кэм снял руку с ее плеча. — Так что пара-тройка его незаконнорожденных детей меня бы не слишком обеспокоила.
— Извини, — пробормотала Джина.
Он пожал плечами.
— Мы не отвечаем за своих родителей.
Капля воды упала ей на спину, заставив поежиться, и большая рука снова легла на ее плечо, казавшееся в лунном свете алебастром высокого качества.
Он наклонился, и Джина затаила дыхание. Но Кэм не мешкая прижал ее к себе и поцеловал. В этом поцелуе не было почтительности, не было нежного прикосновения к губам, приятного, доставляющего удовольствие и вполне приемлемого. Его поцелуй оказался неистовым, влажным, требовательным. Джина открыла рот, чтобы запротестовать, и он тут же нагло взял то, что ему предлагали.
Она лишь потрясенно молчала, чувствуя, как его руки гладят ее обнаженную спину и опускаются к талии. Она даже не заметила, когда сама обняла его за шею, чтобы удержать на тот случай, если он попытается освободиться.