Не останавливаясь, Кэм продолжал целовать жену, затем провел большим пальцем по соску… и Джина содрогнулась в последней истоме.
Он стиснул зубы, подавляя желание войти в нее, заполнить пустоту собой, теплом, пульсацией.
Но голос разума победил.
Джина хотела открыть глаза и не смогла. Во всем теле была приятная теплота, а в ногах приятная тяжесть.
— Я должен уйти. Нам не следовало этого делать, — глухо сказал герцог, и Джина наконец открыла глаза.
Конечно, им не следовало этого делать. Она же обручена с кем-то еще, а это Кэм, друг детства. Она попыталась овладеть собой, но ее продолжала нести безвольная волна удовлетворения.
— Я больше не зайду в твою комнату, — говорил Кэм. — Так что подобный… инцидент больше не повторится. В общем, я…
— Не извиняйся.
Кэм выглядел удивленным.
— Я и не думал об этом. А должен был?
— Мужчины извиняются после единственного поцелуя, — улыбнулась Джина. — А ты…
— О, мы ведь женаты, — ухмыльнулся он.
— В настоящий момент.
— Достаточно и момента. К тому же ничего особенного мы не делали. Поцеловались, только и всего.
Только поцеловались? Ноги у Джины дрожали, дыхание еще не пришло в норму, а он называл это поцелуем?
— Я должен поскорее убраться отсюда, — сказал Кэм, заправляя рубашку в панталоны. — Будет чертовски затруднительно для нашего развода, если меня увидят в твоей комнате.
Джина окончательно пришла в себя. Ей хватило секунды, чтобы осознать правду: для него они уже разведены, оставаться женатым не входило в его планы.
Через минуту Кэм выглядел так же, как перед своим приходом, и она почувствовала раздражение. Как он смеет выглядеть, будто ничего не произошло?
— Но я должна еще поблагодарить тебя, — сказала она, когда герцог направился к двери. — Ты очень меня успокоил. — Он мгновенно принял нахально-самодовольный вид. — Я счастлива, что имела возможность изучить эту проблему с тобой, а не с Себастьяном, и теперь пойду в его постель со вновь обретенным чувством уверенности.
Кэм застыл, глядя на нее, затем поклонился:
— Рад был тебе услужить…
Остаток ночи Джина провела в размышлениях, коря себя за то, что при расставании не смогла сказать что-нибудь поумнее. К рассвету она точно знала, что требовалось сказать, будь у нее хоть капля мозгов.
Вариант номер один (язвительный): «Я чрезвычайно благодарна тебе, ибо теперь знаю, что пойду в постель моего любимого Себастьяна с восторгом, равным его желанию». Этот вариант звучал так, словно ее жених испытывает к ней страсть, хотя здесь нет и доли правды.
Вариант номер два претерпел за ночь многочисленные изменения, сопровождавшиеся кое-какими воспоминаниями, и звучал примерно так: «Я хочу, чтобы ты немедленно вернулся в постель».