— Я знаю, что такое акт об огораживании, — с раздражением бросил Рис. — И я нисколько не сомневаюсь, что твой любовник — достойный человек.
— Вот видишь! Для всех заинтересованных сторон будет лучше, если мы предъявим доказательство моей измены.
— Но я не вижу ни малейшей причины пускаться на огромные расходы лишь для того, чтобы развестись, — возразил Рис. Несмотря на добрые намерения, он начинал злиться. Все дело было в роли мученицы, которую Хелен всегда отменно исполняла. Она упорно пыталась доказать, что это он испортил ей жизнь, в то время как все обстояло как раз наоборот: это она испортила его жизнь!
Хелен сжала губы.
— Я не хочу больше оставаться твоей женой, Рис.
— Охотно верю. Но мы не можем всегда иметь то, что хотим. К тому же ты, похоже, славно устроилась: у тебя есть достойный политик, чтобы целоваться и шалить на стороне, титул графини и щедрое содержание, которое я тебе плачу.
— Мне плевать на содержание! — От глаз Хелен повеяло холодом.
— Браво, браво! — Рис снова начал терять самообладание. Проклятие, она, как никто, умела всаживать занозы ему под кожу. — Но если бы тебе было до него хоть чуть-чуть больше дела, ты бы купила себе какую-нибудь одежку, способную привлечь внимание мужчины. Интересно, как Фэрфакс-Лейси добирается до твоего тела сквозь эти тряпки, которые ты на себя напялила?
Хелен подняла подбородок и расправила плечи, словно на ней была мантия королевы.
— — Содержание и титул — ничто. Я хочу ребенка, — безапелляционно заявила она. К ужасу Риса, ее голос дрожал. Ни Хелен, ни он никогда прежде не показывали друг другу свои слабости. Невозможно было даже представить, чтобы он ее утешал.
— Ребенка? Кажется, ты мне уже об этом говорила. — Он давал ей время взять себя в руки.
Хелен сделала глубокий вдох и нахмурила брови. Она должна убедить Риса, она непременно должна его убедить. Не важно, что она не собирается замуж за Стивена; на развод уйдут годы, а за это время она кого-нибудь да найдет, чтобы снова выйти замуж.
— Ты видел малыша Эсме? — внезапно спросила она.
— Конечно, нет. С какой стати мне вламываться в детскую и таращиться на новорожденного?
— Уильям — самый чудный малыш на свете, — произнесла Хелен, тщетно пытаясь перебороть тоску, овладевшую ею при одном взгляде на ребенка. — У него красивые голубые глаза, чистые, ясные, и он смотрит на Эсме так ласково… Мне кажется, он уже знает, кто она для него.
По правде сказать, Рис не выносил детей; в его представлении они постоянно скулили, рыгали, и у них текла слюна. Еще они испускали всякого рода отвратительные запахи, нисколько не заботясь о присутствующих. К тому же в голосе Хелен прозвучали нотки такого раболепного обожания, что он чуть не заскрежетал зубами.