Джиллиан была не в силах пошевелиться. Последовало затянувшееся молчание, словно перед надвигающейся грозой. Джиллиан первой нарушила его. Ее вздернутый вверх подбородок выражал всю глубину презрения.
– Ты просто глупец, если надеешься, что я сама упаду в твои объятия, – произнесла она, набравшись смелости. – У тебя нет ни стыда, ни совести. Если ты возьмешь меня, то только силой, и никак иначе!
Ее справедливый укор только заставил его рассмеяться. Сколько огня! Сколько пыла! Ему остается лишь направить его в нужное русло, чтобы ее страсть разгорелась так же ярко, как и его собственная.
– Рано или поздно ты уступишь мне, красавица, и я обещаю тебе, что мне не придется прибегать для этого к силе.
Самонадеянный болван! Его смех, равно как и его уверенность в себе лишь укрепили в ней решимость сопротивляться ему до конца.
– О, я так и знала. Я почувствовала в тебе высокомерие еще до того, как ты очнулся в моей хижине, – и оказалась права!
Смех его тут же замер. Он довольно долго присматривался к ней, скрывая свои подлинные чувства за бесстрастным выражением глаз.
– Ах, так значит, ты помнишь об этом? Что ж, у меня сложилось впечатление, что ты забыла о том, что еще произошло в той хижине. – Его многозначительный взгляд упал на ее губы.
Сердце подскочило в груди Джиллиан.
– О нет, милорд, я ничего не забываю, – возразила она надменным тоном, и это было правдой. Ей достаточно было посмотреть на Гарета, чтобы снова оживить в памяти жар его поцелуя на своих губах, тепло его вероломных рук на своем теле.
– А мне кажется, что это не так, – возразил он, впиваясь в нее взглядом. – Ты же знала, что рано или поздно до этого дойдет, Джиллиан.
– Ничего подобного!
– Ты лжешь. В глубине души ты изнывала от беспокойства… сгорала от желания прикоснуться ко мне и чувствовать мое прикосновение. Я видел это в твоих глазах. Я слышал это в каждом ударе твоего сердца. Как бы ты ни пыталась меня обмануть, ты испытывала тогда то же желание, что и я.
По ее телу пробежала легкая дрожь, ибо ей показалось, что он заглянул в самую глубину ее существа. Джиллиан гордо выпрямила спину.
– Животная похоть – вот все, что ты чувствовал тогда! На его лице промелькнуло насмешливое выражение.
– Что ж, наверное, и это тоже, но лишь отчасти, – пробормотал он. – Более того, если бы в тот день на берегу я проявил чуть больше настойчивости… если бы я сам того захотел, вопрос с твоей девственностью был бы решен раз и навсегда. Да, – повторил он, – ты знала, что рано или поздно до этого дойдет, и я твердо решил, что так оно и будет.