Мимо смазанным пятном проносились лес, заросли папоротника, чахлые деревья, колючий кустарник.
Вдруг впереди пес отчаянно завизжал от боли и страха. Звук эхом отразился в каньонах.
А затем наступила тишина. Мертвая, пустая тишина.
О господи.
Прескотта охватил такой животный ужас, какого он не испытывал никогда.
Он замерз, лодыжка невыносимо болела. Он с трудом видел сквозь запотевшие, запачканные стекла. Где пес? Где этот хренов пес? А темная фигура? Куда, к черту, делся дьявол? Может, все это — игра воображения? Точно. Игра тусклого света в тени? А где она была — эта черная фигура? Выше по гребню или он совсем заблудился с этими подъемами и спусками? Он не мог думать и с трудом дышал.
О боже, боже, боже!
Нельзя стоять на месте!
В лодыжке пульсировала боль. Он взмок от пота. Наполовину ослеп. Гребень холма, казалось, вздымался на сотни футов, ущелье, откуда начиналась дорога, мнилось глубокой мрачной бездной. Как выбраться отсюда? Почему он не пошел по старой тропе лесорубов? Если бы появился Билли Дин и помог ему…
Щелк!
Где-то рядом хрустнула ветка.
Он замер.
Кровь стучала в ушах.
Господи, помоги мне.
Страх рассек его сердце.
Он действительно слышал шаги за спиной? Шуршание сухих листьев?
Прескотт обернулся.
И снова слишком быстро.
Лодыжку снова пронзила боль, и она сломалась.
Из-под ног летела галька, когда он заскользил к краю ущелья. Он лихорадочно размахивал руками, но было поздно. Он потерял и ту шаткую опору, которая оставалась. Прескотт завопил, отчаянно цепляясь за воздух, и мельком увидел очертания высокого человека среди деревьев. И упал вниз головой.
— Никки, давай, бросай все это. Пойдем выпьем. — Стройная чернокожая Трина Будин подошла к отсеку Никки Жилетт и перегнулась через перегородку, которая разделяла их рабочие места. — Знаешь ведь, как говорят, — делу время, потехе час.
— Да, слышала. Только вот не знаю, кто говорит, и вряд ли он будет вносить за меня квартплату. — Она подняла глаза на Трину. — И кстати, если ты вдруг не заметила, я вообще-то не парень.
— Это все мелочи. — Темные глаза Трины вспыхнули, когда она улыбнулась и показала белые зубы, вполне кривые, чтобы быть интересными. Хрустнула гладким запястьем, и полдюжины медных браслетов тут же зазвенели. — Чем ты так увлеклась? В последний раз у тебя была серия статей по урезанию бюджетных ассигнований на школы. — Она прищелкнула языком. — Чрезвычайно занимательная тема.
— Ну ладно, ладно, ты своего добилась. — Никки отъехала на стуле от компьютера, надеясь, что Трина не увидела текст, который она набирала, потому что он не имел отношения к деньгам, сокращению бюджета или реакции общественности на недостаточное финансирование образования. Она писала очередную криминальную историю — о женщине, которую выловили в реке два дня назад. Это было не совсем ее заданием. Вообще-то статью поручили Норму Мецгеру, но Никки не могла устоять. Преступление, как всегда, заворожило ее. И этот факт не имел ничего общего с тем, что ее отцом был судья Рональд Жилетт — Большой Рон. При мысли об отце она нахмурилась, потом посмотрела на Трину. — Хорошо, давай встретимся. Когда и где?