Произносить эту мысль вслух было, конечно, неразумно, но Саймон знал, что Рианнон заметила его порыв рассмеяться, и должен был что-нибудь сказать.
– Они не сочтут тебя неотесанной, любовь моя. Необычной, может быть, но тебе это не повредит. И если ты сумеешь переложить одну из своих удивительных историй на французский, моя мать станет просто боготворить тебя. И она, и Джиллиан – большие любительницы романтических историй.
– Я с радостью сделаю это, – глаза Рианнон засветились от удовольствия. – Ты правда думаешь, что им понравится?
– Eneit, они, если я позволю, полностью отнимут тебя у меня ради этих песен. Джеффри будет просить тебя разучить с ним каждую ноту. Он прекрасно играет на лютне и сам очень красиво поет. Мой отец начнет цепляться к каждому слову, вспоминая радости своей юности, а дети будут висеть на тебе с рассвета до того, как их погонят в постель. Они вечно пристают к деду, чтобы он рассказывал им сказки о валлийских великанах и волшебниках.
Как бы безразлично Рианнон ни относилась к неодобрению кого бы то ни было, ей было приятно верить, что у нее есть надежный щит от всяческих нападок. Хотя она никогда бы не призналась, что ей хотелось понравиться семье Саймона и быть принятой там, ключ к их вниманию, который он подсказал ей, принес ей облегчение. Роузлинд перестал представляться ей гигантским замком, заслоняющим весь мир, и она принялась расспрашивать о целях, которые стояли за их помолвкой: о короле и дворе.
К этой теме Рианнон возвращалась снова и снова. Саймон, который первоначально почти не задумывался над тем, что ей предстоит сделать, и почти не верил, что она на что-либо способна, начал пересматривать свое отношение к этому. В течение последующих дней Рианнон извлекла из него массу сведений, о владении которыми он порой даже не подозревал, и выработала несколько пробных планов, как войти в доверие к королю.
– Знаешь, – однажды сказала она задумчиво, когда они лежали рядышком в лесу, – даже если мир будет нарушен и мой отец выступит на стороне Пемброка, Генрих, вероятно, не упрекнет меня в этом – ведь я всего лишь женщина. Если я понравлюсь ему и заинтересую его – не как женщина, разумеется, а как собеседница, я могла бы быть полезной, когда в будущем снова придет время заключать мир.
Саймон повернулся к ней и прижался лицом к ее шее. Он не хотел, чтобы она видела удовольствие и радость в его глазах. Рианнон знала, что ее присутствие при английском дворе было прямо связано с его семейством, и все чаще и чаще она говорила о будущих временах, словно их долгая совместная жизнь разумелась сама собой. Это должно было означать брак. Однако Саймон был слишком умен, чтобы обратить на это внимание девушки. Пускай она и дальше увязает в этих зыбучих песках. Впоследствии он придумает какую-нибудь хорошую, не ущемляющую ее гордость причину, и они поженятся.