— Так получилось, — пожала плечами Серена. — У меня обнаружился талант, и грех его было не использовать. И в том, чем я занимаюсь, я достигла больших успехов.
— Мне об этом известно. Но я не могу понять другое: с какой стати дочь графини Мара де Ланкомб и падчерица богатейшего в Англии человека почувствовала необходимость идти на подобный компромисс? — Гидеон не спускал с собеседницы взгляда, губы его горько кривились. — Насколько я знаю, твой муж-итальянец не мог предложить тебе ничего, кроме титула, но ведь твои родители наверняка были готовы оказать тебе любую помощь.
— Гляди-ка, как много ты обо мне знаешь! — выдавила Серена и отвела взгляд в сторону.
— И все же еще недостаточно. Это является одной из причин того, почему ты очутилась здесь. Так отчего же ты не обратилась к ним за помощью?
— Не твое дело. — Серена снова посмотрела ему в глаза, но теперь в ее взгляде читалась непреклонная решимость. — Это моя жизнь, и тебе в ней места нет. Каждый человек должен идти на компромиссы. Я просто выросла.
— Понятно, — с оттенком грусти обронил Гидеон. — У тебя это прекрасно получилось. Какая жалость, что все это время я не мог находиться рядом для того, чтобы наблюдать за тобой или время от времени оказывать помощь. Мне бы так этого хотелось!
Серена ощутила, как внутри ее разливается то же самое теплое чувство, что и прежде, только гораздо более сильное. И надо же такому случиться: только ей стоило подумать, что она окончательно ожесточилась против него, как он говорит такое!..
— Гидеон, не надо… Отпусти меня. Из этой затеи не выйдет ничего хорошего.
— Посмотрим. Если не выйдет, то, значит, не судьба. — Он снова повернулся к двери и бросил напоследок: — В восемь часов. Форма одежды — парадная. Ужин — внизу или здесь. Решать — тебе.
Дверь шумно захлопнулась за его спиной.
В семь тридцать Серена бросила на себя последний взгляд в зеркало. Если «дамские ухищрения», как назвал это Гидеон, были способны вывести его из равновесия, то наряд, который она выбрала для ужина, должен достичь этой цели на все сто процентов. Свободные лиловые брюки были настолько широки, что их вполне можно было спутать с вечерним платьем, а свободная шелковая туника такого же цвета не столько выделяла линии ее тела, сколько намекала на них. Однако ее квадратный вырез на шее спускался так низко, что едва скрывал кончики грудей, а витое серебряное ожерелье подчеркивало их влекущую полноту.
Прежде она надевала этот наряд всего лишь один раз, на пресс-конференцию, посвященную представлению ее весенней коллекции, а сюда взяла его только потому, что предвидела необходимость очаровать с помощью этого «ухищрения» кого-нибудь из местного начальства, чтобы вызволить Дэйна из-за решетки.