Проснулась она в его объятиях. Сердце у нее дрогнуло, и она попыталась произнести его имя и попросить, чтобы он не отпускал ее, потому что ей хорошо и спокойно, когда он так ее держит, но во рту было сухо в она услышала лишь отвратительное карканье.
— Ничего, ничего, Фанни, — тихонько прошептал он. — Теперь я пригляжу за тобой.
Интересно, говорил ли ему кто-нибудь, какой у него красивый голос. Фанни было приятно думать об этом, прижавшись к его груди. И от него замечательно пахло свежестью и еще лимоном.
Он расстегнул и через голову стащил с Фанни рубашку. Поначалу она начала было сопротивляться, повинуясь проснувшемуся в ней чувству стыда, однако он умудрился легко успокоить ее, и она сдалась.
Освободившись от влажной от пота рубашки, она опустила голову на его плечо, остужая свои пылающие щеки о прохладную ткань его одежды.
— Вот и хорошо. — Голос у Ральфа был ласковый, бодрый, руки сильные, и Фанни стало легче. — Сейчас устроим тебя поудобнее, а там и доктор появится. Не твой доктор, а мой хороший друг — частный врач.
«Нельсон-стрит», вспомнила Фанни, когда он подал ей воды, которая утолила ее жажду, и в голове немного прояснилось. Вот он куда звонил.
Она хотела сказать, что ей не нужен врач хотя она, конечно же, ему благодарна, ведь всем известно, с гриппом шутки плохи. Однако тут ее бросило в дрожь, и Фанни решила ни о чем не думать. Ей было хорошо в его объятиях, уютно, спокойно, и дрожь скоро прошла.
Ральф надел на нее чистую ночную рубашку, перестелил постель, взбил подушку, снова положил Фанни на кровать, опять принес воды и держал стакан, пока она жадно пила воду.
Потом он ушел и вернулся не один, а с невысоким пожилым мужчиной в элегантном сером костюме, который взял ее за руку, посчитал пульс, потом прослушал грудь, спину, попросил ее дышать глубже, еще глубже, пока она не устала и не попросила, чтобы он оставил ее в покое.
— Выпей это, — сказал ей Ральф. Прошло несколько часов или, быть может, несколько минут?.. Фанни опять потеряла счет времени. Ральф поддерживал ее, пока она что-то покорно пила, а когда ее передернуло от горечи и она вся скривилась, он опять ласково ей улыбнулся.
— Ну, не капризничай. Нужно сбить температуру, и тебе сразу же станет легче. Хогасинс мне сказал, что через пару дней ты будешь в норме. Тебе надо много пить и много спать. А пока я уйду на полчасика. Ладно?
Он поправил ей подушку, убрал со лба волосы и заботливо укрыл ее одеялом.
— В твоем холодильнике пусто. Там только полпачки сухого молока. На полках тоже, кроме чая и зеленого горошка, — ничего. — печально усмехнулся. — Ты так была занята устройством чужих жизней, что о своей у тебя совсем не было времени подумать?!