– Или от впечатления, произведенного записочкой Кричтона, – отвечал Брантом, многозначительно кашлянув.
– Его величество начинает петь! – перебил Жуаез. С искусством и вкусом, доказывавшими его музыкальное дарование, Генрих импровизировал рондо, достойное той, которая его вдохновила, то есть прекрасной Эклермонды.
– Превосходно! – вскричал Ронсар при последнем стихе.
– Превосходно! – повторили все в один голос.
– Покойный король, Карл IX, никогда не сочинял более приятных стихов, – продолжал поэт.
– Конечно, никогда, – отвечал Шико, – так как, по общему мнению, стихи, спетые Карлом, были вашего сочинения, господин Ронсар. Впрочем, я этого не думаю. Посредственность – преимущество королей. Хороший король всегда дурной поэт. Но вы все расхвалили импровизацию его величества, теперь выслушайте нравоучение, приличное этому случаю, хотя сознаюсь, нравоучения не в большом уважении в Лувре.
И, передразнивая по возможности взгляды и голос короля, шут спел, в свою очередь, очень забавную пародию на стихи короля, но вынужден был остановиться на первом куплете.
– Довольно! Даже слишком довольно, – прервал его Генрих, – мы не желаем, чтобы твое воронье карканье нарушило наше веселое расположение духа. Будь готов подать знак, – прибавил он тихим голосом. – А теперь, господа, так как ночь приближается, музыка снова заиграет и вас ожидает новый маскарад Цирцеи и ее нимф. Нет, моя милая, – прибавил он страстным голосом, насильно удерживая Эклермонду, которая хотела удалиться, – вы должны остаться со мной.
При этом приглашении монарха гости встали, и каждый кавалер, взяв под руку даму, удалился из залы. Кричтон и Ториньи удалились последними. Шотландец, остановившийся на минуту в дверях, обменялся с Шико выразительным взглядом. Казалось, шут вполне понял его значение, так как тотчас же махнул рукой, делая вид, что исполняет приказание короля, и благовонные свечи внезапно потухли, как бы по условленному заранее знаку. Пажи, слуги, придворные, шуты – все исчезли, занавеси быстро закрылись, двери заперлись, и Генрих с Эклермондой остались в темноте.
Все это было делом одной минуты. Король немного удивился, так как Шико подал знак ранее, чем он этого хотел.
Оставшись наедине с Эклермондой, Генрих обратился к ней со словами, дышавшими страстью, стараясь в то же время завладеть ее рукой.
Однако Эклермонда с криком вырвалась из его объятий и так быстро, как только позволяла ей окружавшая ее темнота, побежала по направлению к дверям.
– А-а! Прекрасная птичка, вы теперь не ускользнете от меня, – закричал торжествующий король, бросаясь вслед за беглянкой.