– Мы не желаем подобного доказательства твоего искусства, – холодно отвечала Екатерина. – Выбери более подходящее время для твоих совещаний с силами ада. Мы не желаем подобными нечестивыми отношениями подвергать опасности спасение нашей души. Но если у тебя есть в самом деле подвластный тебе дух, то ему следовало бы старательнее охранять тебя против врага. Не надо было допускать сюда Кричтона.
– Кричтон вошел сюда, употребив хитрость, милостивейшая государыня. Я в то время был занят перевязкой раны джелозо, а Эльберих в первый раз в жизни оказался недостаточно бдительным. Шотландец завладел статуэткой и пергаментом прежде, чем я мог помешать ему или уничтожить его.
– И благодаря своим познаниям в шрифте этого пергамента, он владеет тайной всех наших интриг с Гизами и с Бурбоном, наших отношений с его святейшеством и, что всего важнее, знает о сокровенной цели нашего поручения в Мантуе?
– Да, ваше величество.
– И ему известно, что маска участвует в нашем заговоре, что она уполномочена помогать нашему сыну, герцогу Алансонскому, при его вступлении на престол, принадлежащий брату Генриху? Ты все это написал в этом злополучном документе?
– Бесполезно стараться скрыть перед вашим величеством мое неблагоразумие.
– И поэтому он знает имя и звание этой маски?..
– Без сомнения.
– И наше имя? Обрати внимание на мои слова, Руджиери, и отвечай прямо, мы спрашиваем: упоминается ли наше имя рядом с именем нашего сына, герцога Алансонского, в заговоре против Генриха?
– Нет, ваше величество, – отвечал с уверенностью Руджиери.
– Ты уверен в этом?
– Как в своем собственном существовании.
– Козьма Руджиери, ты сам произнес свой приговор.
– Как так, сударыня?
– Королю нужна жертва, и мы по необходимости должны уступить. Завтра утром начнется суд.
– И ваше величество отдаст меня суду?
– Если Генрих этого потребует, я не смогу сопротивляться.
– Обдумали ли вы последствия подобного решения, ваше величество? – отвечал Руджиери с угрожающей дерзостью.
– Последствия?..
– Пытка может вырвать у меня признания!
– Кто поверит твоему обвинению, тем более против нас, если не существует письменных доказательств?
Горькая усмешка мелькнула на морщинистом желтом лице Руджиери.
– Но если существуют письменные доказательства? Если я могу представить ваши собственные депеши, вами подписанные и скрепленные вашей собственной печатью?
– Что?!
– Если я могу предъявить ваши собственные признания в отправлении двух ваших сыновей и в составлении заговора против третьего? Какой оборот примет мое обвинение, ваше величество?
– Разве ты не уничтожил наши письма? – спросила Екатерина, дрожа от ярости. – Но нет! Это неправда, ты издеваешься над нами.