– Ты дал ей денег, – произнес Ройс, когда Гордон проходил мимо.
– Она уже вернула их мне.
Ройс закрыл ворота и запер их на засов. На мгновение взгляды братьев встретились, и Ройсу показалось, что он смотрит в глаза Селесты – миндалевидной формы, голубые, как небо.
Он старался не вспоминать ее глаза, ее красоту, но при взгляде на ее сына Ройса охватывали воспоминания. Одному Богу известно, сколько произвела на свет сыновей Селеста Фортье Кинкейд, красавица из Нового Орлеана. И Ройсу очень хотелось узнать, о чем думал Пейтон, когда смотрел в глаза Гордона.
Ройс подождал, пока Гордон сложит щетки, и вместе с ним зашагал через конюшню.
– Никудышный из меня получился муж, – тихо произнес Ройс.
– Похоже на то.
Что-то в голосе брата не понравилось Ройсу. Он вдруг почувствовал, что совершил ужасную ошибку. Мужчины обычно не говорят о своих чувствах. Но Гордон ничего не скрывал, и Ройс решил все узнать, хотя, черт возьми, теперь уже ничего не исправишь. Слишком много времени прошло.
– Ты влюблен в нее, Гордон? Если дело в этом…
– Был влюблен… давно. – Гордон сдвинул шляпу на затылок и вздохнул. – Она всегда относилась ко мне как к брату, и я свыкся с этой мыслью.
Ройс старался не смотреть на брата, все чувства которого были написаны у него на лице. И иногда Ройс ненавидел его за это. Он ничего не хотел знать о Гордоне. Слишком тяжел был бы груз ответственности.
– В то последнее лето, когда они приезжали к нам погостить – ты к тому моменту уже уехал на Запад, – Пейтон устроил вечеринку на лужайке. Ну, как обычно. Только на этот раз Аннабель была уже достаточно взрослой, чтобы принять в ней участие. Кто-то сделал ей высокую прическу. Ее лицо обрамляли маленькие завитки, а к волосам была приколота веточка сирени. И я внезапно осознал, что она уже не назойливая маленькая Энни с поцарапанными коленками, а молодая мисс Холстон, прекрасная, как цветок.
Гордон подцепил мыском ботинка пучок соломы, устилавшей пол. Возле кухни суетились рабы, наполняя тележки едой, чтобы отвезти ее тем, кто трудился в поле. Няня-негритянка вела чернокожих ребятишек к яслям, их пронзительные крики смешивались с голосами негров, работающих в конюшне, и мычанием скота.
Ройс, казалось, ничего не замечал вокруг, воображение рисовало ему совсем другую картину.
Мягкий свет китайских фонариков, развешанных на лужайке перед домом, отражается в блестящих листьях ветвистых магнолий. Их белые цветы наполняют летнюю ночь сладким ароматом. Нарядно одетые дамы, сопровождаемые мужчинами в рубашках, украшенных оборками, и шелковых галстуках, выходят из экипажей или ландо, запряженных несколькими лошадьми, на козлах – чернокожие слуги, одетые в униформу. На лужайке стоит девушка, одетая для своего первого выхода в этот полный блеска мир, – мир, который уже стал достоянием истории.