Ройс глубоко вдохнул, вбирая в себя запахи ила из дренажной канавы и нагретого дерева у себя за спиной. Он стоял снаружи, облокотившись о стойку палатки начальника снабжения. Он не знал, как долго находился здесь.
Вскоре появился Гордон.
– Он в порядке? – спросил Ройс.
Риторический вопрос. Такие, как Карлайл, всегда кричат о своем несчастье, пока кто-нибудь не придет и не расставит все по местам. Гордон пожал плечами.
Ройс отвел взгляд. На свободной площадке по другую сторону дренажной канавы солдаты играли в бейсбол. Удары биты по мячу эхом отдавались во влажном воздухе. Рука у Ройса болела. Он сжал кулак и посмотрел на костяшки пальцев в том месте, где была содрана кожа.
– Это на тебя не похоже, – заметил Гордон и встал рядом с братом, скрестив руки на груди и щурясь от палящих медно-красных лучей солнца. – Что он такого сказал, что ты вышел из себя?
Ройс потер ушибленную руку и закрыл глаза. Его захлестнуло мучительное чувство вины.
– Не важно, – ответил Ройс. – Просто он нанес удар, задевающий семью, вот и все.
Ройсу хотелось сказать брату, что тот ошибался на его счет. Ройс Кинкейд не был жестоким, грубым или бесчувственным. Но он не смог объяснить, что просто пытается найти свой путь в жизни с наименьшими потерями и болью для себя и тех, кто ему дорог.
– Не важно, что он сказал, чтобы спровоцировать тебя, – произнес Гордон. – С его стороны было недостойно заводить этот разговор. Вот почему он не писал ей, да, возможно, не скоро напишет после того, что сегодня произошло. Я сам ощущаю стыд всякий раз, когда вспоминаю, что не был с ней тогда в Лексингтоне. Она просила меня прийти. Ты знал об этом?
– Нет, – ответил Ройс.
Чернокожая женщина в желтом тюрбане на противоположной стороне дренажной канавы продавала с садовой тачки свежую клубнику. Ройс наблюдал за ней некоторое время, а потом сказал:
– Аннабель отлично справилась сама в тот день. Ты бы гордился ею.
Он, прищурившись, посмотрел на солнце.
– Мне пора возвращаться. – Ройс отошел от стены. Гордон последовал за ним. – Ты скоро собираешься в «Излучину»? – спросил Ройс.
– В четверг. Мне дали отпуск на четыре дня, – ответил Гордон. – Я ничего не скажу Аннабель о случившемся.
Гордон легко перепрыгнул через канаву и, миновав несколько радов палаток, догнал женщину, торгующую клубникой. Ройс шел по внешнему периметру лагеря в ту сторону, где расположился его отряд.
Он вытер испарину со лба обшлагом рукава и посмотрел на Гордона, возвращающегося с пригоршней крупных ягод в руках.
Гордон подцепил ногтем зеленые ножки с листьями, оторвал, бросил на землю и положил ягоду в рот. Он начал жевать, и его губы сморщились от заполнившего рот кисло-сладкого сока, совсем как у ребенка. Гордон сунул руку в карман в поисках платка и еле слышно чертыхнулся, не обнаружив его. Ройс дал ему свой.