Наступившая ночь принесла долгожданную прохладу. Высоко в небе сияла яркая луна. Снаружи доносился высокий голос Тарифы, напевавший печальную песню под аккомпанемент струнного инструмента. Этим вечером ее присутствие как никогда действовало Джордану на нервы.
— Нельзя ли потише? Я не могу заснуть! — рявкнул он. Черт бы ее побрал! Шла бы в свою палатку и не мозолила ему глаза!
Все стихло.
Спустя некоторое время Тарифа откинула полотнище, закрывавшее вход в палатку Джордана, и скользнула внутрь. Судя по его напряженной позе, он не спал. Сложив перед собой ладони, она вознесла молчаливую молитву. Тело ее томилось по красивому англичанину, губы жаждали его поцелуев, сердце тосковало по его нежности.
Когда она легла рядом, Джордан напрягся, но продолжал притворяться, будто спит. Чуть не плача от досады, Тарифа сжала в руке небольшой кинжал с украшенной самоцветами рукояткой. Она собиралась пустить его в ход, защищаясь от испанских собак, когда появился Джордан и избавил ее от необходимости брать грех на душу.
— Джордан, — прошептала Тарифа, впервые обратившись к нему по имени. — Я знаю, что ты не спишь.
— И что из этого? — буркнул он, не поворачивая головы.
— Моя жизнь принадлежит тебе. Вот, возьми это и избавь меня от моих горестей.
Джордан подскочил на своем походном ложе при виде сверкнувшего в лунном свете клинка.
— Иисусе, женщина, убери эту штуковину! — Сердце его бешено колотилось. Он слышал, что мавританки убивали христианских рыцарей во сне.
— Зачем мне жить, если ты не хочешь меня? — вымолвила Тарифа, протягивая ему кинжал. — Если ты не убьешь меня, я сделаю это сама. — И девушка быстрым движением повернула клинок острием к груди.
Джордан, зачарованно наблюдавший за ней, схватил Тарифу за запястье, и она выронила кинжал.
— Не будь дурочкой! У тебя нет причин убивать себя.
— Есть, если ты предпочитаешь мне мертвую женщину.
— Она жива.
— Но не для тебя, раз ты не можешь обладать ею… Зачем же отвергаешь меня?
Джордан замер, пораженный ее логикой. Она стояла перед ним на коленях, полы жилета разошлись — достаточно было легкого прикосновения, чтобы ее грудь обнажилась. Он не мог оторвать взгляд от ее тонкой талии и пупка. В темных глазах Тарифы сверкали слезы, по плечам рассыпались густые черные волосы.
Пальцы Джордана крепче сжались на хрупком запястье девушки. Она права. Элинор недосягаема для него, как если бы умерла.
— Благодарю тебя, Тарифа, — хрипло произнес он.
— За что?
— Ты открыла мне глаза. Она отвергла меня, и нечего льстить себя надеждой…
Тарифа не дала ему договорить и со вздохом прильнула к нему.