Все еще сомневаясь в том, что он нашел приемлемое решение, Флинн машинально нажал на дверную ручку. Она сидела в напряженной позе на кровати. Распущенные темно-каштановые волосы едва заметно отливали рыжиной, обрамляя бледное от страха лицо и ниспадая на плечи.
— Привет, — буркнул он, все еще стоя на пороге и держась за дверную ручку.
— Привет, — откликнулась она одними губами. Внезапно оказалось, что ему трудно поднять на нее глаза. Еще никогда она не выглядела такой беззащитной. Флинн повернулся, аккуратно прикрыл за собой дверь и снова посмотрел на Мелисанду. Трудно было не заметить, что девчонка перепугана до смерти. Точнее, она до смерти боится его и того, что он может с ней сделать. При виде этого откровенного страха Флинна покоробило. Маленькая дурочка пошла не дальше своего отца.
Путаясь в замысловатом узле у себя на шее, с таким проворством завязанном нынче утром его лакеем, Флинн прошел в дальний угол комнаты. Он пытался вести себя спокойно и раздеваться, как обычно, однако не мог не чувствовать на себе ее взгляд. Взгляд широко распахнутых глаз смертельно раненной лани.
Напрасно Флинн твердил себе, что ничего плохого он не совершает. Если она решит, что не хочет его, — это будет ее выбор. И он не сделает ничего такого, что укрепило бы девицу в ее страхах. Он не собирается вести себя как скотина, за которую его принимают.
А с другой стороны, если он не переспит с ней сам, если не посвятит это невинное создание в сокровенные тайны секса, рано или поздно это сделает кто-то другой. Но стоило этой идее зародиться в мозгу — и Флинн с негодованием отмел ее, как совершенно неприемлемую. Судя по всему, современники Мелисанды настолько отстали по части полового воспитания, что вряд ли среди них найдется другой мужчина, способный лучше его научить ее получать удовольствие от интимной близости. Скорее всего ею просто овладеют, удовлетворяя грубую животную похоть — именно так, как опасался ее папаша, и черта с два среди этих чопорных святош найдется хоть один человек, разбирающийся в вопросах пола.
Флинн тут же постарался убедить себя, что его возмущает не то, что с Мелисандой может быть кто-то другой. Нет, конечно, нет! Его возмущает то, что этот другой может оказаться жестоким и грубым.
Наконец он расправился со своим галстуком и с облегчением бросил его на стул, затем повернулся к Мелисанде и стал расстегивать рубашку. Она по-прежнему караулила каждое его движение широко распахнутыми от испуга глазами.
— Послушай, — чтобы меньше смущать ее, он опустил взгляд на свои руки, — я понимаю, что ты немного не в себе, и потому сразу перейду к делу. Мы не обязаны этим заниматься. Мы можем делать вид, что все идет как следует, но нам не обязательно делать это на самом деле. Если тебе так будет лучше — я не возражаю. Решай сама.