Прежде я никогда не бывал в дедовой вотчине. Мой отец служил в Лондоне, в особом отряде шотландских стрелков, охранявших королевскую особу. Несколько раз дед приезжал к нам в гости, но тогда мы с братом были еще малы. Замок выглядел чрезвычайно мрачным, суровым. Извилистые коридоры, каменные стены, покрытые чем-то вроде плесени. Слуг было всего несколько человек. Меня и брата провели в спальню, где лежал дед. Он лежал на огромной кровати под ветхим балдахином. Я едва мог разглядеть лежащего. Дед приказал слабым голосом, чтобы мать подвела своих сыновей поближе к нему. Она послушалась. Я видел ясно, что она встревожена и огорчена. Но ведь это было так естественно!
Дед приподнялся, он был очень худ, щеки его впали, глаза были глубокими и темными. Он посмотрел на нас, на меня и брата пристально. Мне вдруг сделалось не по себе от этого пристального взгляда, который, казалось, пронизывал насквозь все мое существо.
Дед слабо кивнул матери и проговорил голосом, почти замогильным:
– Я выбрал. А теперь отошли их, а сама останься…
Я подумал, что дед выбрал одного из нас, того, которому он хочет оставить в наследство замок. Я уже знал, что в семье моей матери родовое поместье почему-то всегда достается одному из сыновей старшей дочери главы рода. Но сейчас мне отчего-то совсем не хотелось становиться наследником деда. Я готов был молиться про себя, в уме, просить Бога устроить так, чтобы дед выбрал не меня, а моего брата!..
Мать велела нам выйти из спальни. Мы прошли по коридору, брат спустился по лестнице. Я сказал ему, что пойду в свою комнату. Он ушел к отцу. Похоже, мой брат Вилим тоже был взволнован свиданием с нашим дедом. Я немного проводил брата, а когда убедился, что он уже не может видеть меня, побежал назад, к спальне деда. Да, стены были тяжелыми, каменными, но я заметил щель в двери, у самого порога. Нимало не раздумывая, я лег на пол, на паркет, выложенный дубовыми плитками, и прижался ухом к щели.
Разговор, случайно расслышанный мною, насторожил и еще более встревожил меня.
– Да, это он, – произнес дед каркающим голосом.
– Но они оба – мои дети, – мать говорила, чуть не плача.
– Ты все знала, ты всегда знала…
– Но как же быть мне?
– Никто не виноват в том, что у тебя нет дочери.
– Неужели мне придется… – она не договорила.
– Да, когда-нибудь каждому из нас придется пройти через это.
– И что ждет нас там… – она снова не договорила.
– Ты не должна верить в сказки, Мэри!
– Я знаю, что ты, Джон, не веришь ни в Бога, ни в дьявола, но я так не могу!
– Я не прошу тебя отказываться от веры! Ты должна понять, наконец, что мы не сектанты, не поклонники дьявола… Мы всего лишь самые обыкновенные люди! Ведь когда ты больна и вынуждена принимать лекарство, ты не считаешь себя грешницей!