— Я выхожу, — сказала Морозова негромко, но достаточно, чтобы это услышали четыре человека в разных частях вокзала.
— Выходи, — отозвался в оглобле очков Монгол. — Все спокойно. Объект в поле зрения. Покупает журналы на лотке. Чемодан при нем.
— Отлично, — Морозова бросила последний взгляд на себя в зеркале, скрипнула зубами и подхватила с пола объемистый полиэтиленовый пакет, нагруженный коробками. На коробках красовались фирменные лейблы. Коробки Дровосек собирал по бутикам, а вот содержимым он разжился на ближайшем оптовом рынке, набрав копеечных азиатских подделок. Предполагалось, что Морозова, таща этот пакет по платформе, должна светиться от гордости и свысока поглядывать на окружающее быдло. Морозова сказала тогда, что будет по-настоящему свысока поглядывать на толпу, если вещи будет нести кто-нибудь другой, изображая носильщика, а она гордо и независимо...
— Не будет такого, — мимоходом бросил Шеф. В отличие от Морозовой, он знал начало и конец, а она знала только середину, и наполненный знанием важных вещей Шеф считал уже все решенным и не подлежащим переделке. — Не будет такого. Прогуляешься по платформе одна, так ЕМУ спокойнее будет. Кто знает, как ОН среагирует на носильщика? Представь ЕГО состояние. Ну? ОН же на взводе, ОН же на нервах. Может сорваться. Нам это надо? — спросил сам себя Шеф и сам себе убежденно ответил: — Нет, нам этого не надо. Все делаем мягко и плавно. Как нож в масло.
— Как вилку в розетку, — брякнул технически подкованный Монгол.
— Как хрен в... — начал было грубый Дровосек, но тут Шеф поднял на него усталые, словно инфракрасно просвечивающие зрачки, и Дровосек заткнулся.
— Не надо, — тихо прогнусавил Шеф. — Вот так, как ты сказал, не надо. Это очень чувствительно и негигиенично. Мадам? — Шеф не посмотрел, а просто повернул череп в сторону Морозовой. — Ваше сравнение?
— А, — махнула рукой Морозова. — Пока мы тут сидим, все гладко, а на деле все выйдет как обычно — голым задом по стекловате.
— У мадам, как обычно, оригинальные идеи, — сказал Шеф. Он и сам оригинальничал: называл Морозову «мадам», в то время как все остальные за глаза говорили «Боярыня Морозова». Или просто «боярыня». — Мадам постоянно стремится быть вне коллектива. Мадам в курсе, что индивидуальная деятельность не поощряется?
Шеф, как всегда, тихой сапой перешел от пустяков к разбору полетов. Видать, накопилось. Или он сильно переживал за грядущую операцию.
— Это у меня с детского сада, — сказала Морозова. — Нестыковочки с коллективом. Все спать, а я есть. Все есть, а я на горшок. И ничего с собой не могу поделать. Но я стараюсь.