Кассеты, на которых, помимо прочего, запечатлелись лицо, спина и прочие ракурсы Бориса Игоревича Романова, были извлечены из сейфа почти полгода спустя после съемки. Их не просто затребовали, их отправили на самый верх, но не в пространственном смысле, а в служебно-иерархическом — к высшему руководству группы компаний «Рослав». В пространственном смысле это, напротив, означало — вниз, под землю, под асфальт. Бывший генерал-ракетчик Стрыгин, председатель совета директоров «Рослава», уютнее чувствовал себя именно там, потому при строительстве двадцатиэтажной корпоративной башни главный офис был упрятан на многие метры вниз.
Туда в конечном итоге и попали видеокассеты, отснятые СБ. Пленку перемотали на то место, что Борис Романов бесстрастно смотрит на экран телевизора. Потом сделали увеличение, чтобы осталось одно лишь лицо Бориса. Потом еще раз увеличили, чтобы крупно взять глаза.
Стрыгин смотрел на это ничего не выражающее лицо, смотрел на эти равнодушные глаза... Потом он достал из нагрудного кармана очки. И снова в течение долгих секунд разглядывал спокойные голубые глаза Бориса Романова.
Затем Стрыгин убрал очки, качнулся вперед верхней частью туловища, выказывая мимикой непонимание и недовольство. Возможно, он ожидал увидеть монстра, чудовище, хитроглазого авантюриста, матерого интригана, коварного комбинатора, нечто среднее между Шамилем Басаевым, Борисом Березовским и штандартенфюрером СС фон Штирлицем.
Вместо этого он увидел лицо Бориса Романова.
— Почему? — спросил Стрыгин. — Почему — он? Почему вдруг он?! Кто-нибудь мне может объяснить?
Никто из присутствующих не рискнул пуститься в объяснения. Никто из присутствующих не знал, где сейчас находится Борис Романов. Никто не знал, что Борис Романов собирается делать.
Зато все знали, что теперь нужно сделать с Борисом Романовым. И чем раньше, тем лучше.